Мой ласковый и нежный мент
Шрифт:
Девушка осторожно пошарила рукой по спальнику: она хорошо помнила, что перед сном положила карабин между собой и Барсуковым, то есть справа, но сейчас он, непонятно каким образом, оказался вдруг слева, за ее спиной, и можно было только подозревать, что перекочевал он туда не без помощи милиционера.
Она едва слышно чертыхнулась и попробовала перенести карабин на прежнее место, но сильные пальцы перехватили ее запястье, забрали оружие, и Барсуков положил его уже себе за спину, проворчав при этом:
– Да
– Но тогда вам придется согнуться в три погибели, чтобы ноги не попали в огонь.
– Они ни в коей мере туда не попадут, если вы позволите лечь к вам ближе.
– Но вы и так лежали слишком близко! – рассердилась Людмила и неожиданно для себя повторила: – Слишком близко!
– Простите, – она могла дать голову на отсечение, что в мужском голосе прозвучала откровенная насмешка, – но я так замерз, а вы такая теплая. Это чисто инстинктивное чувство спящего человека прижаться к чему-нибудь теплому и мягкому.
– Это я-то мягкая? – От возмущения она чуть было не потеряла дар речи. – Что вы себе позволяете?
– Ничего противозаконного или чрезмерно оскорбительного для вашего самолюбия, – последовало в ответ, и Людмила поняла, что Барсуков опять усмехнулся. – Не хотите же вы, чтобы я назвал вас ледышкой и сухарем?
– Я вас прошу называть меня Людмилой Алексеевной. Это для меня более привычно, – сухо ответила девушка, достала из нагрудного кармана коробок со спичками и передала его Денису. – Черт с вами! Разводите костер!
Через минуту огонь весело побежал по веткам, озарив зыбким светом их ночное убежище, а Денис, с полным на то основанием, перебрался ближе к Людмиле и с облегчением вытянул ноги.
– Может, вы поделитесь со мной полушубком, а то куртка мне коротковата, ноги не закрывает?
– Ну, вы, подполковник, и фрукт! – произнесла с расстановкой Людмила. – Мало того что вы окончательно переместились на мою половину, так еще и полушубком пытаетесь завладеть.
– Если бы я пытался захватить ваш полушубок, то давно бы уже преуспел в этом, а вы бы куковали сейчас на морозе по ту сторону входа. Но я не обижаю женщин, поэтому предлагаю заключить договор о ненападении. При этом я обязуюсь не прикасаться к вам во сне, а вы позволите мне укрыться краешком вашего полушубка.
Людмила подбросила в костер несколько поленьев, поправила лежащий в изголовье рюкзак, помолчала некоторое время, потом согласно кивнула головой.
– Ладно, вы и так уже из меня веревки вьете! Укрывайтесь полушубком! – Она вновь легла и подвинулась, освобождая ему место.
Теперь Барсуков лежал почти вплотную к ней. Людмила ощутила его дыхание на своей щеке и удивилась, что даже на расстоянии чувствует тепло, исходящее от его тела, и, как ей показалась, более горячего, чем пламя костра, согревающее им ноги. И она застыла в странном оцепенении, боясь пошевелиться, сдвинуться с места, чтобы ненароком не коснуться его.
Лежа на спине и вытянув руки вдоль туловища, сквозь полузакрытые веки она наблюдала, как сизоватый дымок костра исчезает в отверстии между камнями. Барсуков пошевелился рядом, его рука скользнула под ее рюкзак и невольно коснулась ее головы. Девушка испуганно вздрогнула и тут же услышала его слегка смущенный голос:
– Простите, Людмила Алексеевна! Нечаянно задел вас. Просто не знаю, куда руки девать! Вы меня в такие условия поставили…
– Я смотрю, вам вообще никакого послабления давать нельзя… То вы замерзаете и согласны на краешек полушубка, а теперь я же еще должна найти место для ваших рук.
– Обычно я сам нахожу для них место, – пробурчал Барсуков над ее ухом. И вдруг мужская рука легла ей на талию, и Людмила оказалась прижатой к его телу. – Не брыкайтесь! Я просто обниму вас, так будет гораздо теплее и мне, и вам. И мы вполне благополучно переживем эту ночь.
И опять же совершенно неожиданно для себя она промолчала и даже не запротестовала, когда вторая его рука скользнула ей под голову и обхватила ее за плечи. Ей стало вдруг легко и спокойно, так, как не бывало, наверное, с тех самых пор, когда десятилетней девочкой осталась без матери, с поседевшим от горя отцом и грудным Славкой на руках.
Никогда еще Людмиле не приходилось засыпать в объятиях постороннего, вдобавок едва знакомого мужчины. Она по-прежнему боялась пошевелиться, к тому же непроизвольно затаила дыхание и поэтому, когда все-таки решилась перевести его, из груди вырвалось нечто похожее на жалобный всхлип.
– Господи! Что с вами? – Теплая со слегка шершавой кожей ладонь коснулась ее щеки. – Вы плачете?
– Еще заплакать мне не хватало. – Людмила оттолкнула его от себя и села, вытянув ноги к костру. – Весь сон мне перебили…
Денис приподнялся на локте, внимательно посмотрел на нее.
– Еще неизвестно, кто кому сон перебил. – И тоже сел. На какое-то мгновение их ноги соприкоснулись, и, заметив, что Людмила поспешно отодвинулась в сторону, усмехнулся: – Не думал, что вы такая трусиха. Или впервые рядом с мужчиной ночуете?
– Не впервые, но всегда на гораздо большем расстоянии друг от друга. К тому же это обычно или сотрудники заповедника, или мои друзья…
– Стас Дробот, например? – спросил Барсуков с явным ехидством в голосе и, отвернувшись от нее, подбросил пару веток в костер.