Мой ласковый и нежный мент
Шрифт:
– Станислав Васильевич! Задержанного привели?
– Нет пока. Я только-только решил обрисовать Людмиле Алексеевне ситуацию. Предварительно ознакомить с обстоятельствами, так сказать…
Барсуков обвел их взглядом, но промолчал, лишь жестом показал Людмиле на открытую дверь кабинета Дробота.
Стоило ей переступить порог, как она тут же почувствовала специфический запах мускуса, или «струи», кабарги. На столе Дробота возвышался яркий полиэтиленовый пакет. Людмила шагнула к нему и, разглядев содержимое, ахнула:
– Господи, это что ж такое творится! – Она повернулась к Барсукову. – Я так понимаю, вы задержали этого мерзавца?
– Задержать-то задержали, Людмила Алексеевна, – почесал в затылке Стас. – Но, похоже, не добытчика, а что-то вроде
– Два килограмма? – прошептала Людмила потрясенно, приподняла пакет, словно проверяя его на вес, и обессиленно опустилась на стул. – Вы хотя бы представляете, сколько этот подлец животных загубил, если одна железа где-то граммов пятьдесят весит? К тому ж эти сволочи кабаргу ловушками ловят, а они не разбирают, где самец, а где самка. А на каждого убитого самца не меньше пяти-шести самок приходится. – Она обвела мужчин взглядом и гневно воскликнула: – Один человек здесь не справится! Тут несколько сволочей орудуют, причем в разных местах.
– Ничего себе! – Стас озадаченно почесал в затылке и посмотрел на Барсукова, потом на девушку. – Действительно, целая пропасть получается. Ты права, Людмила, дело тут поставлено на широкую ногу. Но, думаю, все-таки не на нашей территории, а у соседей.
– А что, от этого легче? – рассердилась Людмила. – Кабарга от них к нам мигрирует и обратно. Наша, не наша… Все тут наше, и не пытайся отбояриться от расследования. Я твою гнусную натуру знаю!
– От расследования никто отбояриваться не собирается! – сказал сухо Барсуков. – Тем более гражданин, которого задержали сегодня на китайском рынке, хорошо известен вам. Это Матвейчук по кличке Пырей…
– …Ползучий, – добавила Людмила машинально и развела руками. – И здесь, скотина такая, засветился. – Она с интересом посмотрела на Барсукова. – И как он объясняет, откуда у него «струя» кабарги? Охотой в настоящем смысле этого слова он не занимается, оружия сроду не имел…
– В прошлом году мы у него обрез изымали, Денис Максимович! – подал голос Стас. – Он им вздумал свою благоверную попугать, а ее черта с два напугаешь! Кинулась в драку и этим самым обрезом Пырея по макушке и припечатала. Тот с копыт сразу – брык! И глаза закатил. Супружница ноги в руки – и к нам, сдаваться: дескать, мужика грохнула. Пырей вскоре, конечно, очухался – и давай свое гнуть. Нашел, мол, его на огороде, когда картошку копал. В керосине подержал, почистил, смазал, и все – готов к употреблению! Потом, когда разглядели, действительно старье, проржавел весь и годен лишь на то, чтобы баб пугать! Вероятно, с Гражданской войны в земле валялся! – Он посмотрел на Барсукова. – Дело, конечно, заводить не стали, а вот десять суток за хулиганство Пырей схлопотал.
– Я уже сказала, Денис Максимович, что кабаргу ловушками добывают, – вздохнула Людмила. – Дело это нехитрое, при определенном навыке подросток справится. Но винтовка нужна, чтобы от волков отбиваться. Ведь «мичуринцы» у самца только железу вырезают, а тушки выбрасывают, как и погибших в ловушках самок. Вот волки и приходят поживиться дармовщинкой. Помнишь, Стас, того дезертира? Рядом с его избушкой в распадке целая стая кормилась.
– Как же мне его, Людочка, не помнить? – отозвался Дробот. – Он по дури со скалы спикировал, когда от моих хлопцев через осыпь пытался уйти, а мне в министерстве после того так по ушам настучали, что до сих пор чешутся. Так и не удалось выяснить, кто его нанял. Ведь не ветром же ему карабин занесло, да не какой-нибудь, а «вепрь», потом продукты… Даже рация у него была… Выходит, кто-то очень солидный пацана на это дело спонсировал!
– Ты вспомни, сколько у него желез нашли, кажется, килограмма три, не меньше?
– Никак не меньше, Людмила Алексеевна, – ответил вместо Стаса Барсуков, встал со стула и подошел к пакету. – Если в долларах, то около двадцати тысяч получается. Деньги солидные, и рисковать за них и впредь будут, это уж как пить дать будут! – Он повернулся к Дроботу. – Подключай угрозыск. Пусть берут Матвейчука за жабры. И объяснят ему популярно, по какой статье пойдет, если старые песни петь будет.
Стас вышел из кабинета, прихватив с собой пакет. Барсуков вернулся на прежнее место, заглянул в какую-то бумагу, потом отодвинул ее в сторону и, чуть насупившись, посмотрел на Людмилу.
– Как у вас дела, Людмила Алексеевна?
– Что конкретно вас интересует? – Она нахмурилась. – Скорее я должна вас спросить, как обстоят дела с розыском раненого браконьера. И что с «маузером»? Нашли владельца?
– Пока никаких результатов. Раненый так нигде и не объявился, карабина марки «маузер» с подобным номером в республике не существует, да, по правде, таковых вообще не зарегистрировано. – Барсуков вновь пододвинул к себе бумагу, задумчиво посмотрел на нее, но читать не стал, накрыл ладонью и посмотрел на девушку. – Но тут интересная штука получается, Людмила Алексеевна: где-то в середине августа, а вернее, шестнадцатого числа, появился в столице нашей республики некий гражданин из Турции, по документам Асхат Эгерлы, сотрудник музея естественной истории из города Мараш, имеющий лицензию на отстрел одного марала и одной ланки якобы на чучела. Сквозь таможню он прошел благополучно, причем, если судить по декларации, при нем был карабин «маузер» в разобранном виде… И номер-то один в один с вашим трофеем. – Он прихлопнул бумагу ладонью. – Час назад мы получили это сообщение из республиканской таможни.
Людмила с удивлением посмотрела на него.
– Вы что, серьезно считаете, что в меня этот турок стрелял? Ерунда какая-то получается. Не в партизаны ж он подался?
– Стрелял в вас, конечно же, не турок. Но вопрос не в этом. Сейчас нас очень интересует, как этот карабин оказался у браконьеров. Есть все основания полагать, что турок территории нашей республики не покидал, и, боюсь, не по своей воле. К тому же, как стало известно в ходе оперативно-розыскных мероприятий, он не появлялся ни в комитете по экологии, ни в охотинспекции. Прошел сквозь таможню в аэропорту и исчез, испарился… Пока никаких тревог по этому поводу не было, но турок должен был покинут Россию почти три месяца назад. Мы сделали запрос в Москву, откуда он должен был вылететь в Анкару, но ответа пока нет. Ориентировки на все вокзалы отправили, но там тоже никого похожего не видели, вернее, если и видели, то просто-напросто не обратили внимания. Наружностью он – явный кавказец. А сколько их по вокзалам шныряет… Поэтому нам остается лишь надеяться, что с ним не случилось ничего печального…
– Судя по интонации, вы не исключаете этого? – уточнила Людмила.
– Профессия такая, Людмила Алексеевна, – усмехнулся Барсуков. – Да и опыт какой-никакой имеется: раз карабин объявился, и без хозяина, причем весьма дорогой и для наших мест редкий, значит, хозяин с ним расстался, и, заметьте, опять же не по доброй воле, потому что обязан был предъявить его на таможне при выезде из России. Вывод один: у турка неприятности, если не хуже…
– Хорошо. – Людмила поднялась со стула и подала ему руку. – Вы очень толково объяснили, что дело с мертвой точки не сдвинулось и в перспективе ничего обнадеживающего не предвидится. Поэтому позвольте попрощаться, у меня на сегодня еще много дел запланировано, и я боюсь, что не управлюсь с ними до вечера.
Барсуков пожал протянутую ему руку, но не отпустил ее, задержал в своих ладонях и тихо спросил:
– Вы продолжаете сердиться на меня?
– За что мне на вас сердиться? – Людмила с едва заметной усмешкой посмотрела на него и попыталась освободить руку. – Да и стоит ли вспоминать о том, что необходимо как можно скорее забыть?
– Вы считаете, что это следует забыть? – Барсуков слегка сжал ее руку. – Вы хотите закрыть эту тему?
– Терпеть не могу, когда начинают говорить намеками! – рассердилась Людмила и не совсем вежливо выдернула руку из милицейских ладоней. – Да, я не хочу больше вспоминать ни о лавине, ни о…