Мой личный враг
Шрифт:
— Все в порядке, — заверил Филипп.
— Ему наплевать было на мои дела, а я за него очень болела. Думала, он в программу меня возьмет. В новую. Его раздражало то, что я мало чего добилась. Ему нужно было все сразу: признание, деньги, прайм-тайм, дружба с начальством…
— Так не бывает, — уверенно сказал Филипп. Александра засмеялась.
— Еще как бывает! — воскликнула она. — Теперь у него все это есть.
— Вряд ли, — стоял на своем Филипп. — Это было бы слишком просто. Жизнь была бы слишком простой, — добавил он, подумав.
Александра легла щекой
Когда они занимались любовью, крестик свешивался на нее, и она ловила его губами…
— Ты знаешь, — стремясь отделаться от непристойных мыслей, заговорила она, — вчера я опять столкнулась с Викой. Ну, на которой женился Андрей. Она мне все время говорит, что я сука и чтобы я не попадалась ей на пути. Но в последнее время как-то поостыла, без прежнего, так сказать, энтузиазма… Наверное, мы правильно сделали, что поженились.
— Это точно, — загадочно сказал Филипп. — Это ты тонко подметила.
Он давно сдерживался, чтобы не засмеяться, а тут не выдержал. Она так добросовестно отводила от него глаза, так искренне печалилась о каких-то идиотах, не стоящих того, чтобы плюнуть в их сторону, что, даже понимая, как это для нее важно, все-таки рассмеялся.
— Ты что? — с удивлением спросила она.
Он обхватил ее коротко стриженный затылок и с силой притянул к себе.
— До церемонии поднятия флага еще час, — сказал он шепотом. — За это время можно успеть многое.
Удивительно, как действовал на нее этот человек! Она моментально забыла обо всем на свете. Остался только он, его католический бриллиантовый крестик, который по неизвестным причинам совершенно завораживал Александру, и неуемная радость от того, что у них много времени и они могут с пользой его потратить.
— Ты сегодня поздно? — спросил Филипп, когда они уже попивали кофе, собираясь разбежаться на целый день, каждый по своим делам.
— Не особенно, — ответила Александра, соображая. — Мне немного осталось, я думаю, за неделю мы все закончим. Вообще фильм получился ничего.
— Покажешь?
Александра пристально на него посмотрела.
Он пробегал глазами какую-то англоязычную газету и прихлебывал кофе из огромной белой кружки: «Мое приданое!» — гордо объявил он, водружая эту кружку на стол в первый же день пребывания в доме у Александры. В длинных загорелых пальцах — вкусно дымящаяся сигарета.
«Зачем ему мой фильм?» — в некотором смятении, до конца еще не осознанном, подумала Александра. Он выглядел совершенно равнодушным. Наверное, таким он и был. Тогда зачем?
— Впрочем, если не хочешь — не надо, — сказал он, мельком взглянув на нее. — Я не особенно увлекаюсь российской политикой.
— Да нет, почему же, — пробормотала Александра. — Я могу принести…
Он развернул газетную простыню и перегнул ее.
— Дня через два я улетаю, — сообщил Филипп. — Вернусь пятого января.
«Только и всего, — подумала Александра. — «Вызван с докладом в Малый Совнархоз. К обеду не жди, твой пупсик». Или суслик? Кажется, все-таки суслик…»
Она стремительно поднялась, открыла воду и стала мыть посуду, хотя, как правило, утренние чашки они оставляли на вечер. Ей не хотелось, чтобы он заметил ее огорчение.
— Что ты хочешь к Рождеству? — спросил он, как показалось Александре, с некоторым самодовольством.
— Бриллиантовое колье, — буркнула она, не сдержавшись, и тут же прикусила язык.
— Что-что? — удивленно переспросил он.
— Если можешь, — попросила она довольно кисло, — дай мне денег. Не пугайся, мне нужно всего лишь починить ботинки. «Старые-то совсем прохудились…» — добавила она сварливым тоном старухи из «Сказки о рыбаке и рыбке».
Она понимала: сердиться на то, что он уезжает, смешно и унизительно, к тому же нарушает все условия их договора, однако не смогла преодолеть своих чувств. Ей стало ужасно себя жалко. Почему-то она не подумала, что у него могут быть свои планы на Новый год, и заранее решила все за них обоих.
Лада с Васяткой в теплых странах и прилетят не раньше конца европейских каникул. Маша в глубоком подполье. Сослуживцев у Александры теперь нет, поэтому наплыва гостей не предвидится. Она собиралась нарядить елку, напечь пирогов — в этом она была мастерица — и накрыть стол со свечами для них двоих. Для себя и своего мужа.
Она давно уже продумала меню, идиотка. Господи, какая идиотка!
Она воображала, как они будут чокаться тонкими бабы-Клавиными фужерами, оставшимися еще от царских времен, когда куранты ударят в двенадцатый раз. А потом будут есть все, что она наготовит, и смотреть телевизор, лежа на полу и поставив бокалы на животы, не в силах пошевелиться — именно так нужно наедаться на Новый год! Часа в три они пойдут гулять, чтобы порастрясти пироги и индейку, которую она тоже придумала ради него. Они придут с улицы, когда на первом канале уже начнется какая-нибудь старая комедия, и будут пить кофе, заедая его пирогами, мороженым и комедией…
Слеза капнула в чашку, которую Александра старательно терла под краном.
— Я не понял, — сказал Филипп, — при чем тут ботинки?
— Не нужно мне никаких подарков, — злым голосом сказала она. — Дай мне денег на починку ботинок, и все.
Зашуршала газета, он поднялся. С замершим сердцем Александра ждала. Он протопал в коридор и оттуда громко сказал:
— Я не могу ничего отменить. Слышишь, Алекс?
— Пошел к черту, — сквозь стиснутые зубы произнесла она, но так, чтобы он не слышал, и с мстительным стуком сунула его чашку на полку.
Он подошел сзади и укусил ее за шею, довольно сильно.
— Ты что, больной?! — взвизгнула Александра, поворачиваясь. Он был уже в куртке и очках, загадочно поблескивающих.
— Деньги, по традиции, на пианино, — сообщил он. — Пока.
— Пока, — пробормотала красная как рак Александра.
Он уже был в дверях, когда в кармане у него зазвонил мобильный.
— Алло! — сказал он, поворачивая ключ.
— Фил, это я, — озабоченно откликнулся знакомый голос. Только один человек называл его Филом.