Мой любимый компас
Шрифт:
— Сядь и съешь что-нибудь еще, — вдруг обращает на меня свое внимание отчим, глядя своим колким взглядом.
— Я не голодна, — произношу безжизненно и продолжаю подниматься.
— Я сказал, сядь! — вдруг гремит он на всю кухню, и все присутствующие вздрагивают.
Мама уже открывает рот, чтобы как всегда, вступиться за меня, но тут раздается звонок в дверь. Он спасает меня от того, чтобы послать Бруно далеко и надолго. Молча разворачиваюсь и иду смотреть, кто пришел.
Открываю дверь, даже не посмотрев в глазок. Просто толкаю ее вперед
Мы молча рассматриваем друг друга. Глеб хмурится. Ему явно не нравится, как я выгляжу. Бледная, худая, обескровленная, безжизненная.
— Ясь, домой пошли, — шепчет хрипло он наконец и протягивает мне руку.
Хочется заорать в голос. Завыть зверем. Упасть замертво. Больше всего на свете мне хочется вложить свою ладонь в его, но я не могу. Либо погибну сама, либо погублю его.
— Нет, — выдыхаю еле слышно и мотаю головой.
— Ясь, хватит. Не паникуй. Мы найдем выход. Я никуда не поеду. Мы вместе останемся. Слышишь меня, малыш? — его голос срывается.
Он почти умоляет меня. В глазах этого красивого исполина я вижу влагу и еще больше загибаюсь от пожирающей меня боли.
— Нет. Уходи. Все кончено, — удается вытолкнуть из себя каким-то чудом. — Ты должен уехать.
— Прекрати, Яська, — шепчет он устало. — Юристов наймем. Решим вопрос. Я люблю тебя. Ты моя! Слышишь! Хватит ерундой страдать. Поехали, пожалуйста.
Глеб качается на пятках, а потом в два шага подлетает ко мне. Он берет лицо в свои теплые ладони, и меня словно к электричеству подключают. Позволяю себе секунду этой слабости. Наслаждаюсь мгновением. Втягиваю жадно ноздрями любимый запах и… делаю шаг назад.
Краем уха улавливаю возмущенные возгласы за спиной и топот ног. На крыльцо выскакивает Тиль, готовый в любую минуту броситься мне на помощь. Страшная по своей жестокости мысль мгновенно приходит в голову, и я поднимаю воспаленный, измученный взгляд на Глеба.
— Я не люблю тебя. И никогда не любила. Думала, что смогу, но не получилось. Мне хотелось приключений, и я получила их с помощью тебя, — каждое слово как предсмертный хрип. Голос дрожит, но каким-то чудом я не плачу, а снисходительно смотрю в глаза своей жертве, которую собираюсь добить. — Все кончено, Юсупов!
— Ясь, глупости не говори! — рычит Глеб и переводит взгляд на Тиля. — Это что еще за хрен?
— Это Тиль. Он приехал поддержать мою семью, и я вдруг поняла, как сильно по нему скучала. Мы переспали, Юсупов. Ты не тронул меня, а у Тиля с этим проблем не возникло.
Знаю, что это конец. Этих слов он никогда мне не простит. Не в этой жизни и не в следующей. Для Глеба я всегда была на пьедестале и теперь сама же себя с него и столкнула.
Глаза Юсупова привычно наливаются кровью, и он шагает в сторону Тиля. Но я преграждаю ему дорогу и спокойно
— Не смей его трогать, Юсупов. Ты проиграл. Я выбрала его.
Тиль бедняга, может быть, что-то и готов ответить на мое возмутительное заявление, но он только глаза таращит и начинает привычно лепетать на немецком. Выдыхаю от облегчения и, собрав последние силы, вонзаю нож лжи по самую рукоять:
— Уезжай, Глеб. Я не стою того, чтобы ради меня в тюрьме сидеть. Я больше не ангел и больше не невинна. Мне понравилось, — а после этого еще и улыбаюсь.
Или мне кажется, что я улыбаюсь. Чувствую, как лицо растягивает болезненная гримаса, но продолжаю делать вид, что мне весело. Вижу, как в глазах любимого гаснет свет и их заполняет тьма. Тьма, которую я сама туда запустила.
Пусть так! Зато он будет свободен!
Юсупов сжимает челюсть, переводит убийственный взгляд с Тиля на меня и вдруг упирается мне лбом в переносицу. Не выдерживаю. Всхлипываю. Понимаю, что в последний раз он до меня дотрагивается. Орать хочется, чтобы не верил ни единому моему слову. Выть. Волосы на себе рвать. Но я молчу. А он тихо сипит:
— Зачем ты мне врешь? Скажи, что это неправда!
У меня все внутренности перетряхивает. Кости трещат, вены в жгуты завязываются, сосуды лопаются. Сердце, как маховик, наматывает на себя сгустки крови и с болью бухает в грудной клетке. Из последних сил из себя слова выжимаю, но добиваю:
— Я никогда не вру, Юсупов! Ты забыл?
Глеб замирает. Каменеет и, кажется, перестает дышать. Он словно глыба льда. Чужой и… Больше не мой!
— Ты была моим любимым компасом, который вел меня к свету. Ты же снова толкнула во тьму. Что же ты наделала, Яська?
Не могу больше сдерживаться. Как только Глеб разворачивается и уходит, поворачиваюсь и захожу в дом. Тиль заходит следом и прикрывает дверь. Замираю на мгновение, чтобы в следующее мгновение завыть, словно раненый зверь, и уже привычно отключиться.
Глава 31
Подвел меня мой любимый компас!
— Давай, Глебыч, научи там пиндосов, как правильно нужно плавать, — старается хохмить Кир, но при этом рожа у него сосем не веселая.
Мы в аэропорту. Уже объявили посадку и я прощаюсь со своими бро. На целый год!
— Ладно, держитесь тут. Не проигрывайте! А то Роднин меня проклянет, — тоже пытаюсь шутить, да что-то только ни фига не получается.
Мужики с хмурыми лицами жмут мне руку, желая всякой фигни. Прекрасно понимаю, что не от вселенской радости, но надо двигаться дальше.
— Я там тебе в рюкзак антисептик положил. Пользуйся, если чё, — Царевич в своем репертуаре, но после его слов мы даже ржем чуток.
— Спасибо, Мак. Самое ценное отдал, — подкалываю, конечно, но он только головой кивает.
— За тачками моими присмотри, — толкаю Левину.
Он лишь закатывает глаза. Мол, мог бы и не говорить, но вслух произносит: