Мой любимый компас
Шрифт:
Господи, когда это закончится? Твержу уже шестой час, что он мог увидеть силуэт, тень или еще что-то. Факт заключался в том, что Глеб, как всегда, хотел лишь защитить меня. Да, возможно, он превысил силу. Был излишне агрессивен. Но Юсупов с самого начала так реагировал на любую угрозу моим здоровью и безопасности.
— Когда вы нас отпустите? — хриплю, чувствуя, как в легких заканчивается кислород. — Когда я смогу увидеть Глеба и сможем уйти домой?
Голос срывается, и из глаз проливаются слезы усталости. Мысли не допускаю, что Юсупова не отпустят. Мне
— Видите ли, Ясинья, — вдруг сочувственно выдыхает Стрижов, — тот, кого вы так рьяно защищаете весь вечер, никто иной, как рецидивист.
Поднимаю взгляд на следователя и решаю вцепиться в его скорбную физиономию ногтями. Пускай меня тоже заберут. Пускай! Только бы позволили находиться рядом с Глебом. Хочу в его надежные объятия. В которых мне никогда ничего не страшно.
Без него я задыхаюсь.
В сумке лежит последний ингалятор, после которого моя жизнь пойдет на счет. Но я не хочу даже думать об этом. Потому что без Глеба я вообще думать не хочу. Меня словно обесточили. И следующий мой вздох случится только рядом с ним.
— Вы думаете, он такой хороший? — снова давит следователь, а я лишь поднимаю на него уставший, потяжелевший взгляд. — Да знаете ли вы, Яся, откуда у вашего молодого человека это прозвище? Князь!
Судорожный вздох и снова смотрю на человека, который явно хочет причинить Глебу вред. Четко понимаю, что должна выстоять. Ради Глеба. Ради всего, что он сделал для меня. Ради моей любви к нему.
— Его фамилия Юсупов. По-моему, здесь все очевидно, — мой голос отчего-то звучит тихо, но не менее уверенно.
— Да-да, — снисходительно улыбается Стрижов. — Все так думают. Но на самом деле Юсупов получил прозвище «Князь» на первом курсе университета. Если быть точнее, то его полное прозвище звучит как «Князь Тьмы». Ваш молодой человек, Яся, участвовал в уличных боях с шестнадцати лет. Именно там он научился махать кулаками. Более того, он организовал банду, которая кошмарила весь институт. Все закончилось два года назад, когда погибла его любовница Юлия Лапина. Юсупов организовал вендетту, и в уличной гонке погибли два парня, которых обвинили в том, чего они не делали. Тогда нам не удалось собрать достаточно доказательств, но сейчас мы наконец-то его закроем. Тяжкое причинение здоровью. Срок до восьми лет.
— Что? — из меня хрип вырывается, и в глазах темнеет.
Все бы ничего, но следователь еще и сигарету закуривает. Уже четвертую по счету. Он словно добивает меня не только словами, но и своими действиями.
— А так вы не знали? — продолжает глумиться он, неправильно истолковав мой потрясенный возглас. — Ну так спросите. Он наверняка вам расскажет, как организовал убийство двух ни в чем неповинных подростков.
Мне кажется, что я теряю сознание. Глаза непроизвольно закатываются, и я начинаю съезжать по стулу.
— Какого, мать твою черта тут происходит? — слышу возмущенный, но отдаленно знакомый голос. Чувствую, как меня подхватывают на руки и выносят из кабинета. —
Дальше какие-то голоса и снова ингалятор у моего рта.
— Сверчок, ты держись. Слышишь? Нам за тебя Князь головы оторвет, — над ухом дребезжит встревоженный голос Кирилла Водянова.
— Кир! — начинаю рыдать и вцепляюсь в его куртку, — там Глеб. Его нужно вытащить. Все из-за меня.
Водянов гладит меня по голове и шепчет слова утешения. Только по его голосу понимаю, что сам он не чувствует спокойствия. Сквозь слезы и рыдания вижу мрачные лица Макара Царева и Ильи Левина. Они не смотрят на меня. Все нервно отводят взгляд в сторону, словно я прокаженная.
Потом Кирилл мне говорит, что его отец с адвокатом у следователя. И они все разрулят. Как всегда. Только вот после сорока минут ожидания Андрей Алексеевич выходит мрачнее тучи и отрицательно качает головой.
— Что… Что происходит? — удается выдохнуть через онемевшие губы.
— Твой отчим — гражданин другой страны. Если Штольц выдвинет обвинения, Глеба будут судить, — жестко высекает он и плотно сжимает челюсть.
Когда смысл его слов доходит до меня, начинаю орать в голос. Требую, чтобы меня пустили к Глебу и от отчаяния предлагаю взять всю вину на себя. Как меня не успокаивают, я не могу прекратить этот вой. В конечном итоге из-за истерики дыхание перестает поступать в мои легкие, и я просто отключаюсь.
В следующий раз прихожу в себя в квартире Глеба. Здесь все, как и было до нашего отъезда. Я в кровати, все в той же одежде, только босиком. Долго не могу сообразить, что произошло, но когда воспоминания накрывают меня, тихонько начинаю скулить. Молюсь, чтобы весь этот ужас мне только приснился, и вылетаю на лестницу. Практически кубарем слетаю с нее и замираю.
На диване дремлет Кирилл Водянов. Больше никого нет. Он резко распахивает глаза и подрывается на ноги, когда я задеваю плечом за перила и громко стону.
— Кир, где он? — плачу навзрыд и снова чувствую, как кислород покидает мои легкие.
Глаза закатываются и все, что успеваю услышать, так встревоженный и уставший голос Водяного:
— Да твою же мать!
Следующее пробуждение проходит снова в кровати. Понимаю, что одета в пижаму, и радостно сажусь на постели. Только Юсупов мог позаботиться и переодеть меня. Но меня настигает жесткое разочарование, когда в изножье кровати вижу свою маму.
— Мама? Где Глеб? — этот вопрос я готова задавать каждому, но мне почему-то на него никто не отвечает.
Мама присаживается рядом и гладит своей рукой по моим волосам. Она выглядит уставшей и осунувшейся, но смотрит на меня с неизменной любовью.
— Яся, мы должны вернуться домой, — произносит она совсем не те слова, которые я хочу слышать.
— Нет! Без Глеба я никуда не уйду, — сразу обрываю ее, не желая даже двигаться без него.
— Яся…
— Мама, Бруно ударил меня. Глеб лишь хотел защитить. Он не виноват…
— Малышка моя, — гладит по щеке мама и вытирает беспрерывно бегущие слезы. — Бруно выставил условия.