Мой малыш миллионера

Сова Анастасия

– Что? – переспрашиваю я, усмехаясь.

– Прости меня, девочка, прости, – рыдает тетя Наташа. – Я сделала все, что было в моих силах, но с двумя мужиками мне, старухе, не справиться.

Только сейчас замечаю ее алеющую щеку и огромную царапину на правом плече.

В голове будто проясняется только сейчас. Я трезвею буквально на миг, осознаю все, а потом сознание вновь туманится.

Меня пошатывает.

Сползаю по стеночке прямо на пол.

Женщина садится рядом со

мной.

Дверь в мою квартиру, видимо, так и остается открытой. Нам не до этого.

– В полицию надо идти, Ань, – причитает тетя Наташа. – Вставай. Надо идти. Скорее, – всхлипывая, она пытается растормошить меня, но я будто не в сознании нахожусь.

– Что тут происходит? – еще один знакомый голос доносится до сознания сквозь густую пелену. – Где мой сын?

Я медленно поднимаю голову.

Мирон.

Значит, не он забрал моего Макарку. Не он.

Никогда не думала, что скажу так, но это было бы лучшим раскладом.

Теперь вдруг меня накрывает сокрушительными рыданиями. Мне никогда не было так больно. Никогда.

Будто рушится блок, что до этого каким-то образом защищал меня от страха и паники, и теперь они мощной лавиной наваливаются на меня, беспощадно разрушая.

– Воды принесите! – команда Мирона, и, кажется, мама Кати удаляется.

Богданов берет мое лицо в свои руки.

– Давай! – рычит он. – Приходи в себя!

Я бы и рада, но сил собрать не получается.

– Где наш сын, Аня?! – мужчина трясет меня.

Понимаю, что должна ответить. У меня осталось не так много вариантов. Но страх слишком силен, не дает даже языком повернуть.

– Пей, на! – Мирон подносит стакан к моим губам. Наклоняет его. Заставляет глотать прохладную воду.

Все это время тетя Наташа сумбурно о чем-то рассказывает. Я не понимаю ни слова. Только то, что мужчин было двое.

Раз это не Мирон, получается, либо коллекторы, либо Коршунов. Александр мог еще просто не успеть получить информацию о том, что я провалила его задание. Ведь сама я ему ничего не говорила.

– К-коллекторы, – выдавливаю из себя одно единственное слово.

Бывший подхватывает меня на руки, и уносит из коридора. Укладывает на кровать.

– Есть еще информация? Хоть что-то? Аня, вспоминай!

– У одного шрам был на щеке. Большой такой, – я всхлипываю. – И волосы у обоих короткие были. Особенно у того, что со шрамом.

У меня сердце разрывает, когда я думаю о том, что мой маленький сыночек, не смыслящий еще ничего, оказывается в лапах этих ужасных людей. Как он плачет, когда они пытаются его забрать.

– Да, да! – подтверждает тетя Наташа. – Один со шрамом был. Уголовник настоящий.

– Ладно, ждите! – четко и холодно выпаливает Мирон. – Я найду его, слышишь?! Я сегодня же найду нашего сына! Присмотрите за ней, – это уже говорит тете Наташе. – Ни на секунду не отходите!

Богданов быстро удаляется, по пути набирая чей-то номер.

Мне очень хочется верить в то, что моего малыша он найдет. Вот только, как поступит потом?

Дальше я просто плачу. Сначала со слезами. Потом без них.

Не дай Бог, любой матери попасть в такую ситуацию, в которой оказалась я. Такой страх почти невозможно терпеть. Даже слезы не приносят облегчения.

Теперь я понимаю, что облажалась. Мне нужно было все рассказать Мирону. Еще в ресторане. А лучше… Лучше вообще оповестить его с самого начала, когда я только узнала о том, что беременна.

Тогда, ничего этого бы не случилось. Так что виновата лишь я.

– Прости меня, прости меня, сыночек… – причитаю. – Я была плохой мамой. Просто ужасной. Думала только о себе, и вот теперь что…

Тетя Наташа ласково поглаживает меня по голове.

Я не виню ее. Понимаю, что и сама бы могла не справиться на ее месте.

Кажется, где-то на фоне слышу голос Кати. Или мне уже мерещится? Даже не знаю.

– Мне кажется, у нее где-то были успокоительные, – звучит он. – Она пила их какое-то время, пока не узнала про беременность.

Слышу, как она, кажется, шарит в шкафу и комоде, выдвигая один ящик за другим.

– Да, где же они? – негодует голос подруги. – А вот, нашла. Срок еще не вышел. Мам, я за водой, а ты помоги приподнять ее.

Крик ребенка наполняет стены моей квартиры спасительным эликсиром.

Услышав его, я сама подскакиваю на месте.

Очень боюсь, что плач Макарки мне чудится. А это точно он плачет. Я его голосок узнаю из тысячи.

Мы втроем выбегаем в коридор, где стоит Мирон, держащий на руках нашего надрывающегося сына.

Тяну к сыночку трясущиеся руки.

Меня снова вот-вот прорвет на рыдания. Но я стараюсь держаться. Плакать при сыне нельзя. Он почувствует.

Я изо всех сил стараюсь унять тревогу и боль, когда прижимаю к себе малыша. Мою кровинку. Моего самого любимого в мире человечка.

Макарка плачет еще какое-то время, но потом, почуяв, наконец, в чьих руках находится, все же успокаивается.

Мы уединяемся в комнате.

Я кормлю сыночка, до боли прикусывая губу.

Как же я виновата перед ним.

Конечно, он маленький и, скорее всего, ничего даже не понял, но чувство вины теперь будет жить со мной вечно.

Не могу налюбоваться на Макарку. Не могу нанюхаться его младенческим запахом, не могу оторвать от него своих губ, когда он заканчивает с ужином.