Мой механический роман
Шрифт:
– Я имею в виду… – Люк неловко сдвигается в кресле, крепко держа руль одной рукой. – Нам что, вечно на него злиться? Будто… Будто папа был отменен, все, баста?
Эта мысль выбивает меня из колеи.
– Нет, но… – Я сглатываю, не в силах закончить фразу.
– Действительно ли имеет значение, сколько мы с ним не будем разговаривать – шесть месяцев или шесть лет? – спрашивает Люк. – В какой-то момент нам придется забыть об этом и двигаться дальше.
– А как же мама? – напоминаю я, колеблясь.
Люк корчит гримасу.
– А как же папа? – возражает
Никто из нас не знает, что сказать дальше.
Даже несмотря на то, что я прекрасно понимаю, что отец разбил сердце маме, и даже несмотря на то, что ему следовало сильнее бороться за то, чтобы мы не уехали, иногда я по-прежнему хочу видеть его больше всех на планете. Это странно: преданность матери не дает мне поднять трубку, когда он звонит, а преданность отцу прожигает в моей груди настоящую дыру. Я та, кто я есть, только благодаря ему. Так куда же мне девать все, что я считала своим, когда он ушел?
Гейбу в свое время было нетрудно отдалиться от отца. Даже Люку, папиному помощнику, было несложно переехать к нам, когда мама подала на развод, потому что мы всегда были одной командой – по крайней мере, так мне казалось. Хотя, судя по всему, у Люка уже тогда были какие-то потаенные сомнения.
– Ты можешь навещать нас в любое время, – предлагает он, когда сигнал светофора переключается.
Ну да, конечно. Идея – огонь.
– Просто он не пытается меня ни к чему принудить, понимаешь? – продолжает Люк, все еще не догоняя, что это самая нелестная вещь, которую я когда-либо слышала в жизни. – Мама хочет, чтобы ее сын стал финансовым аналитиком, врачом или еще кем-нибудь, а я просто не могу. Почему то, что мне не нравится учеба, является таким уж преступлением? Я просто хочу делать что-то руками и проводить время на свежем воздухе.
Уверена, папа сказал Люку, что тот не обязан получать образование и становиться кем-то определенным. Они всегда были похожи как две капли воды, – мысленно брюзжу я, но потом спохватываюсь, что поступаю сейчас несправедливо.
Я ведь знаю, что Люк скучает по папе больше, чем кто-либо. Знаю, что брат просто пытается поступить так, как считает правильным. Знаю, что он очень напоминает маме о нашем отце, на которого та все еще злится, и от этого им обоим только тяжелее. Так что дело точно не во мне.
Но неужели это действительно случится?
Я закрываю глаза и выдыхаю, пытаясь понять. Я расстроена, скорее, обстоятельствами отъезда Люка, а не самим его отсутствием. Ведь если бы он просто вернулся в университет, разве я злилась бы на него? Конечно, нет. Но вот так…
В качестве весомого оправдания я даже думаю о том, что будет неплохо снова иметь холодильник, полный йогурта, который никто не будет у меня таскать.
– Если ты действительно этого хочешь, Люк, то я за тебя рада, – произношу я, потому что самое худшее, что можно сейчас сделать, как мне кажется, – это расплакаться или надуться.
Более того, я даже не верю, что это сработает.
Брат смотрит на меня с облегчением, а потом начинает подпевать песне. Я вижу, как ему стало легче – он решил принять мои слова на веру, даже если мы оба знаем, что это неправда.
Очерчивать свои границы на самом деле очень трудно. Жаль, что мисс Восс не снабдила меня инструментами для этого до того, как решила перевести в другой класс физики.
– Сосредоточься, Луна!
В глаза мне затекает пот, и это очень отвлекает. Ноги горят, легкие тоже. Здесь жарко; в этой адской части Долины температура превышает, кажется, все сто градусов, и я даже могу разглядеть, как поднимается пар от газона, почувствовать, как сушит мое горло жар. Ненавижу эти дневные матчи.
Сосредоточиться.
Полузащитник, которого я не смог перехватить (второкурсник, который, скорее всего, не спал полночи, паяя схемы для роботов), отправляет мяч в ворота, но, к счастью, промахивается, и моя секундная задержка оборачивается в мою пользу. Я оказываюсь рядом с мячом, отскочившим от края штанги. Разворачиваюсь, чтобы отправить мяч в поле, и уже готовлюсь к серьезному забегу, несмотря на то, что сил у меня в запасе почти не осталось, как вдруг Маркус Феррар, наш местный магнит для фолов, врезается в меня со всего маху. Я не успеваю сгруппироваться, и сильный удар в грудину чуть не вышибает из меня дух.
– Это футбол, а не Спарта, Феррар! – кричит тренер.
Вот бы назначили пенальти, и тогда мы сравняем счет. Под давлением я показываю особенно хорошие результаты. Не многие люди могут тащить всю игру на себе, но мне это по плечу. Когда остаются только я и цели, которых действительно необходимо достичь, весь остальной мир отходит на второй план.
К сожалению, это будет не пенальти. Я вывожу мяч на поле, туда, где его уже поджидает Кай, и он тут же срывается с места. Тренер вопит, чтобы мы пошевеливались. Будто я и сам не понимаю.
Сосредоточиться.
В конце концов мне удается забить, хотя ноги сводит судорогой так сильно, что кажется, они вот-вот подкосятся.
– Эй, – окликает меня Маркус, догоняя после тренировки. – Ты как?
– Я? Я в порядке, – отвечаю я. – Как твоя голова?
– Бывало и хуже, – ухмыляется он. – Ты с нами? Мы собираемся в «Чипотл».
Мысль о буррито почти заставляет мой желудок заурчать, словно по команде.
– Не, мне нужно на робототехнику, – говорю я, и Маркус пожимает плечами.
– Ну, как хочешь, – бросает он, переходя на бег.
Да-да. Как бы соблазнительно это ни звучало, я все же предпочту второй национальный трофей по робототехнике и место в МТИ, нежели буррито.
Пробираюсь через студгородок, предполагая, что придется воспользоваться ключом от лаборатории робототехники, который выдал мне Мак на случай, если я захочу задержаться после уроков. Там полно дорогостоящего оборудования – одна только печатная плата стоит не менее десяти тысяч долларов, – но я провожу в ней так много времени, что мне вполне можно доверять.