Мой милый грешник
Шрифт:
— Джиллиан? Что такое?
— У меня… это… лампа погасла. Темно. Лампа не зажигается.
Син протер глаза, потянулся за массивными золотыми часами, лежавшими на ночном столике.
— Джиллиан, сейчас три часа ночи. Вы почему не спите?
— Я же говорю — лампа погасла! — Она обняла себя за плечи, чтобы унять нервную дрожь. — Я ее оставила включенной, когда ложилась спать, я всегда лампу оставляю — ночью проснулась, а в комнате темно!
Он посмотрел на нее внимательнее. На Джиллиан была тонкая кремовая
— Вы о чем? Какая лампа?
— Ночник. Такой же, как этот.
Она указала на ту лампу, что висела над кроватью Сина.
— Может быть, лампочка перегорела? — предложил он.
— Да, наверное.
Она плотнее обняла себя за плечи. Да, лампочки время от времени перегорают, умом она это понимала. Но логика была бессильна против ребяческого страха: кто-то забрался в ее комнату, пока она спала, и выключил лампу, а теперь бродит рядом, вынашивая какие-то коварные замыслы.
— И вы пришли, чтобы сказать мне об этом? — спросил Синклер, пытаясь понять, в чем дело.
— Да.
Очевидно, дело было не только в этом. С ней что-то происходит — понять бы еще, что именно! Хуже всего было то, что Джиллиан смотрела на него так, как иногда смотрит Лили, когда ждет, что он сейчас непременно ответит на ее вопрос или разрешит какую-то проблему. Будь это Лили, Синклер легко сумел бы успокоить ее. Но ведь Джиллиан не ребенок! И чувства, которые он к ней испытывал, были какими угодно, только не отцовскими. Она была ужасно привлекательна, но в эту минуту выглядела ужасно беззащитной, и все его тело стремилось к ней, содрогаясь от желания — совершенно недопустимого запретного желания!
Син наклонился к ней и коснулся ее щеки, стараясь уверить себя, что сделал это не потому, что ему хотелось дотронуться да Джиллиан, а потому, что надо же ее успокоить!
— Я вам вверну новую лампочку. Идет?
— Идет…
— Вот и хорошо.
Да, все хорошо — только вот он никак не может заставить себя отодвинуться от нее. Ведь у нее такой вид, словно она вот-вот расплачется! Она была такой мягкой, такой дьявольски соблазнительной; ее кожа блестела при свете лампы, словно шелк, а ее волосы… Сину так и хотелось пригладить их и снова взлохматить, чтобы она стала еще растрепанней и еще милее…
— Вы что, боитесь темноты?
Джиллиан хотела было ответить «нет», но тут же осознала, как глупо было бы отрицать столь очевидную вещь. Она постепенно успокаивалась, страх отступал. Но ей все равно было страшно возвращаться в свою огромную, темную, пустую спальню.
— Да, — неохотно ответила она. — Я боюсь спать в темноте.
— Вы, значит, привыкли спать со светом?
Она машинально отбросила со лба прядь волос, которая тут
— Да. Я всегда оставляю лампу включенной.
Синклер, не вполне понимая, что делает, попытался отвести непослушную прядь — и словно завороженный смотрел, как она змейкой скользнула на прежнее место.
— А почему, собственно, вы боитесь темноты?
Его прикосновение к ее лбу снова обожгло ее.
Огненная волна разошлась по всему телу.
Джиллиан сцепила руки на коленях и опустила глаза. Она не могла объяснить ему причины своего страха — точно так же, как не смогла бы объяснить себе, почему она пришла к нему.
— Извините, пожалуйста. Я понимаю, все это должно выглядеть ужасно глупо…
— Да не извиняйтесь! Я понимаю, есть вещи, которых мы боимся помимо своей воли. С этим уж ничего не поделаешь…
— Д-да, наверное…
Странно, что он это понимает. Неужели у него тоже есть свои страхи?
— Ничего удивительного, — продолжал Син. — Вы в чужом доме, ситуация очень напряженная…
Джиллиан испытывала противоречивые чувства. С одной стороны, у него на постели было очень хорошо и уютно. С другой — она чувствовала себя ужасно неловко. В данный момент чувство неловкости преобладало.
«Но ведь сложившаяся ситуация не укладывается ни в какие рамки этикета!» — сказала она себе, словно ища оправдание.
Его простыни были тонкие и мягкие, и от них пахло им, его телом. Синклер сидел так, что шелковые трусы натянулись, подчеркивая его мужские достоинства. Джиллиан внезапно заметила, что во рту у нее пересохло.
— Вы знаете, я только теперь сообразила, что мне следовало бы вызвать Жаклин…
Он понимающе усмехнулся.
— Да почему же? Если бы вызвали Жаклин, я бы сегодня выспался самым бессовестным образом…
Стало быть, он понял, зачем она вчера ночью устроила всю эту суматоху с подушками. И все же он послушно пошел с ней, помог ей найти подходящую подушку…
Да, Синклер и в самом деле необычный человек.
— К тому же, — продолжал Син, улыбаясь, — до моей комнаты от вас ближе, чем до комнаты Жаклин…
Джиллиан кивнула, чувствуя себя еще глупее, чем раньше. Прошлой ночью она нарочно разбудила его, чтобы позлить, а он не рассердился. И вот она опять явилась к нему посреди ночи, и оба они почти голые…
Бессознательно, не задумываясь, она снова создала близость между ними, напряженную, но тем не менее вполне ощутимую.
— Не знаю, как это вам удается так крепко спать. Вот Стефан сейчас наверняка глаз не смыкает.
Интересно, сознает ли она, что только что дала ему возможность заглянуть в душу Уайса? До сих пор она не сообщала ему никакой информации о Уайсе. Впрочем, он в этом и не нуждался.
— А почему бы мне не спать? У меня все готово.
— И вы уверены, что у вас все получится?