Мой милый лебедь

Селин Вадим

Внучка поклонилась и присела на свое место.

– Вот это пирсинг!
– восхитилась Кристина. Она имела в виду иглу? Я так и не понял до конца.

– Это были мои родственники!
– оповестил Пень. Интересно, почему "родственники"?

– Её отец, мой сын, ушел по срочным делам, - шепнул нам древнейшина.

"А-а".

Когда трапеза подходила к концу и ночь вступала в законные права, люди стали постепенно расходиться. Они пялились на нас как на диковинные экспонаты.

– Пойдемте в церемониальный зал, - пригласил нас вождь. Главное, значение слова "имя" не знает, а что такое "церемониальный

зал" ему известно.

Зал представлял собой огромный деревянный навес с факелами по периметру.

Мы расселись на бревнах.

– Я очень рад видеть вас в своем городе, - в который раз завел шарманку дед.

– Я тоже, - пропищала Фифочка.

Мы кивнули, мол, а как мы рады, словами не передать.

– Давайте перейдем к делу, - неожиданно поспешно сказал Пень.

– К какому делу?
– спросила Стакановна.

– К колдовскому, - улыбнулся древнейшина.

Я внутренне простонал: начинается. Сейчас будут меня терзать.

– Родик и Модик!
– крикнул Пень.

Секунды не прошло - явились слуги, те самые, которых я обрызгал жидким перцем.

– Кто колдун?
– вопросил у мужиков глава деревни.

– Он, - грязные кривые пальцы направились на мою персону.

– Так я и думал, - удовлетворенно мотнул головой Пень, будто у меня на лбу было написано "колдун".
– Свободны!

Слуги испарились. Пень начал изучать меня взглядом. Я почувствовал себя неловко, такое ощущение, как будто я стою голый на Красной площади, и на меня все смотрит весь мир: снимают камеры, кадры передают по спутнику. Я не к месту вспомнил случай, произошедший со мной в двенадцать лет. Я шел с рынка домой в приподнятом настроении: наконец-то удалось купить редкую книжку, за которой гонялся полгода. Было лето, на мне красовалась майка и шорты. Уже потом подумал, что лучше бы я надел шарф. Подумаешь, смотрели бы на меня все как на ненормального: в шарфе летом, зато цел остался бы. В душе играла радостная музыка, вокруг пели птицы, было редкое, но, думаю, знакомое всем чувство, когда без причины любишь весь мир. Вон, чудесная бабка отгоняет от вишни детей, там, под деревом матерятся добрейшие алкаши, а водитель, назвавший меня идиотом из-за того, что я чуть не попал под машину - просто венец творения. Иду, представляю, как сижу дома, взахлеб читаю книжку и тут - бац!
– мне преградили дорогу двое мужчин весьма подозрительной наружности.

– Куда идешь?
– поинтересовался улыбчивый толстяк в синей рубашке и черных брюках. Какой милый толстяк! Наверное, отрада отца и гордость матери. Любая женщина мечтала бы иметь такого сына. Его внешность располагала к дружбе. С детства сложилось впечатление, что толстяки все милые.

– Домой иду. Вот, книжку купил, представляете, еле нашел!
– поделился я своей радостью, мир был в розовом цвете.

– Далеко живешь?
– лениво задал вопрос друг толстяка - тощий парень с бесцветными глазами. "Бедненький - пожалел его я.
– Скорее всего, по ночам трудится, вагоны с мукой разгружает, чтоб семью прокормить. От этого и глаза такие - краски жизни не собирают". Я давно решил для себя, что у тех людей, которые радуются жизни - цветные глаза. Глаза - это зеркало души. И чем ярче душа - тем прекрасней глаза. А те, кто всех подряд ненавидит, имеют бесцветные глаза. Их показатели глубины души не активизированы.

– Да нет, недалеко, пару кварталов пройти!

Лучше бы я этого не говорил. Я продолжил путь, мужики шли следом. Я ликовал. Наверное, хотят подружиться со мной!

Не тут-то было. Возле первой подворотни они толкнули меня за угол, заломили руки за спину. Такое я видел только в фильмах. Новенькая книга выскользнула из руки и упала в наполовину высохшую лужу. Обложку вымазала роскошная густая грязь, белоснежные страницы разбухли от коричневой воды и сразу потеряли товарный вид. Слезы хлынули из глаз. Книга безнадежно испорчена! Здесь даже фен не поможет! Мир сразу превратился из розового в черно-белый, в негатив.

– С ума сошли?
– закричал я.

Ничего не ответив, толстяк схватил меня за голову, грубо свернул ее направо и сорвал с шеи золотую цепочку, которую мама и папа подарили мне на день рождения. Вдобавок, на цепочке висел золотой крестик - подарок крестного. Особо не стесняясь, тощий с бесцветными глазами запустил клешню в карман моих шорт и вытащил деньги, оставшиеся от покупки книги.

– А мальчонка-то богатенький Буратино, - хмыкнул толстопуз.

Я стоял, ни жив, ни мертв, боялся, что извлекут откуда-то нож и перережут мне глотку. Я читал, что в подобных случаях лучше не сопротивляться - жизнь дороже денег.

Толстый ударил толстым своим кулаком меня в глаз. Я почувствовал сначала тепло, потом боль. Тощий съездил мне по ребрам. И снова - сначала тепло, затем боль. Они оба уцепились в мои плечи и толкнули меня в лужу. Я поскользнулся и упал. Спрятав добычу в кармашки, грабители убежали.

– Уроды, - отважно пискнул я из лужи. Уроды, естественно, не расслышали. Так как были уже неизвестно где. Я лежал в луже с книжкой в руках. И благодарил Бога, что так легко отделался. Могли бы пырнуть меня меж ребер заточкой. Отдышавшись, я встал. Не валяться же здесь до темноты! Домой ведь надо идти. Я осмотрел себя. Грязь стекает рекой, лицо не в лучшей форме, глаз пылал, бок ныл. Обнимая книгу, самое ценное что осталось на данный момент, я шел домой. Жара уже спала, на улицу выползли дети с мячами и бадминтоном и бабки с вязанием. Охая и ахая, я двигался к заветному дому. Заметил поблизости бабок, сидящих на скамейке и что-то оживленно обсуждающих. Узрев меня, одна из уличных сплетниц примолкла и выразительным взглядом указала второй на меня.

– Нет, Надька, ты только глянь на этого плешивого!

Чего смотреть? Лучше бы помогли. От пережитого шока я не мог говорить.

Надька глянула и добавила:

– Куда мир котиться! По виду лет двенадцать, а накорман уже и алкаш. Небось, напивься, да так в луже и заночевал.

Мне очень хотелось им сказать что-нибудь колкое, например, что правильно говорить "наркоман", а не "накорман", но сил не было.

– Бомж!
– встретили меня с фанфарами в другом дворе новые престарелые матроны.

Все люди от меня шарахались, презрительно окидывали взглядами и шептали что-то про себя, осуждающе качали головой. И никто не поинтересовался, что со мной случилось, почему я в таком виде. Из-за чего я иду, согнувшись пополам в разорванной и страшно грязной майке, почему под глазом расплылся синяк?

Никогда не судите о людях по внешнему виду! И по внешности тоже! Я понял, что чувства покидают меня. Бок нещадно болел, по-моему, ребра сломаны.

Только я уже собрался терять сознание, как чья-то рука коснулась моего грязного плеча.