Мой милый жандарм

Самохин Валерий Геннадьевич

Адвокат помрачнел. Вытащив из портсигара тонкую папироску и взглядом испросив у меня разрешения, он прикурил, медленно затянулся и выпустил невесомое колечко дыма. Спустя минуту, глухо обронил:

– Непростая ситуация. Позиция обвинения в данном свете представляется более чем обоснованной. Боюсь, что обнадежить вас нечем, милая барышня...

За внезапно оборванной фразой отчетливо слышится: готовься к каторге, горемыка.

Вмешался Петр Трофимович:

– Нельзя ли ее освободить до суда под залог?

– Это несложно, но сумма будет немалой, - чуть

помешкав, предупредил адвокат.
– Покушение было на двадцать тысяч, меньше не назначат... Вы имеете такую возможность?

Купец яростно потеребил затылок и смущено произнес:

– Враз не соберу. Неделя-другая потребуется, а то и поболее.

Смутилась и я. До странности непривычно мне все это было. Вот скажите на милость, откуда такое участие в моей судьбе? Он знаком-то со мной без году неделя, и готов при этом рисковать немалым капиталом. Пусть и невелик риск, залог обращается в казну лишь при моем побеге, но все же...

Не успела я открыть рот в протесте, как подал голос Жорж, деловито обратившись к купцу.

– Коли дадите личное поручительство, посодействую в частной ссуде. Утром, под долговую расписку непременно получим деньги, решительно в том ручаюсь.

Я мысленно восхитилась предприимчивым кассиром. Он и здесь не упустит шанс заработать лишнюю копеечку. Ясен пень, что делает он это небескорыстно, не исключено, что и собственную заначку решил пустить в оборот. И если что не так, всегда истребует с купца в судебном порядке.

Я лишь успела пискнуть возмущенно, как меня вновь опередили. Петр Трофимович, выпрямившись во весь свой немалый рост, едва не задевая макушкой низкий потолок камеры, радостно пробасил:

– Вот и славно! Не будем терять времени, едем безотлагательно...
– и ласково улыбнулся мне: - Ты уж потерпи, дочка, до утра. Понимаю, что тяжко тебе, но тут ничего не попишешь.... А завтра к обеду я тебя вызволю, не сомневайся.

Я и не сомневалась. Проводив гостей - надеюсь, визиты на сегодня окончены!
– я калачиком свернулась на неуютной лежанке, пытаясь собраться с мыслями. Эти непослушные, каверзные создания роились в моей бедной головушке, то насмехаясь, то ввергая в состояние паники. Словом, вели себя как обычно, издеваясь надо мной всю долгую ночь. И лишь когда небо за окошком стало сереть, они выстроились стройным порядком, явив мне замысловатую комбинацию.

Облегченно вздохнув, я провалилась в глубокий сон. Мстительно пообещав перед этим веселую жизнь неразлучной парочке аферистов. Вы, господа хорошие, сами не знали, с кем связались. Ваше время против нашего не пляшет, весовые категории разнятся на порядок. И опыт, сын ошибок трудных...

Но выспаться мне не дали. Едва забрезжил рассвет, в дверь деликатно постучали. Суматошно присев и натянув одеяло до подбородка, я несколько секунд бессмысленно хлопала глазами. И ойкнула, густо покраснев, едва в проеме возник знакомый силуэт.

– Приношу извинения за бесцеремонность вторжения...
– тяжело вздохнув и невесело усмехнувшись, кареглазый жандарм с укором добавил: - Искренне признаюсь, не ожидал от вас, Анна Васильевна, такого, никак не ожидал-с.

Глава одиннадцатая

Деян

Светало. Гроза прошла, оставив после себя свежесть летнего утра. Город просыпался нехотя, лениво, цоканьем копыт по булыжным мостовым, лязгом первых трамваев и сиплыми голосами похмельных дворников.

На квартиру возвращаться смысла я не видел и, отдав необходимые распоряжения полицейскому надзирателю, направился на службу. Ильин со своими филерами исчез, словно его и не было. Впрочем, не мне его учить, он свое дело знает туго.

Войдя в кабинет, первым делом телефонировал Жозефине. Сонный мурлыкающий голосок клятвенно заверил меня, что тревожиться не о чем, о госпитале не может быть и речи. И если милый друг не будет беспокоить своими звонками, не позднее вечера она будет в полном здравии.

На сердце отлегло. Заварив чашечку крепчайшего кофе и закурив неизменно сопутствующую папироску, я погрузился в дела насущные. Мозаика складывалась весьма занимательная: кому-то очень сильно пришелся не по нраву интерес, проявленный к таинственным постояльцам роскошных нумеров на Пречистенском бульваре. Если это те самые господа из революционного розыска, то появление их на сцене в компании с порученцем окружного интенданта рисовало крайне опасную интригу.

В последнее время недовольство в среде рабочих и студентов достигло высшей точки кипения. За стихийными на сторонний взгляд стачками и митингами чувствовалась умелая рука революционного подполья. По донесениям агентов недалек был день всеобщей забастовки и - что самое страшное!
– вооруженного мятежа.

Охранное отделение работало не покладая рук, но пресечь все каналы поставок оружия подпольщикам мы, естественно, не могли. Всесильность наша, к прискорбию немалому, лишь миф, сотворенный страхом напуганного волнениями обывателя. Его извечная вера в крепкую руку самодержавия.

Но в этом деле придется действовать жестко: генерал-лейтенант Московского военного округа, в чьем ведении находятся склады армии, не та фигура, к коей стоит подпускать социалистов. Праздного интереса здесь быть не может - подпольщики и ранее подкупали чиновников, имеющих доступ к вооружению.

Шеф отсутствовал вторую неделю, будучи вызван с докладом в столицу, и я отчитывался перед замещавшим его старшим чиновником по поручениям. Егор Матвеевич слушал со всем вниманием, хмуро кусая губы, и едва я закончил, немедля потянулся к аппарату. Из отрывистых фраз чиновника и едва различимых ответов невидимого собеседника я понял одно: мое донесение откровением для начальства не стало. Что и подтвердил Егор Матвеевич, сухо поведав по окончании беседы:

– К полудню прибудет штаб-офицер контрразведки округа, привезет досье на фигурантов. Обменяетесь с ним информацией...
– здесь он задумался, пробурчав под нос: "в разумных пределах", и деловито закончил: - Дальнейший розыск прошу координировать с армией. Слишком многое поставлено на карту в этом деле, ошибки допускать непозволительно.