Мой муж - Господин
Шрифт:
— В этом все же есть смысл. То есть, твоя бывшая жена может поверить, что я исцелила твой порок, но, кажется, она быстрее купится, если подумает, что ты развратил меня, — в ее тоне было что-то игривое, но я также знал, что причиной этого были ее настоящие чувства касательно моих наклонностей. — Так что за условия?
Мгновение я раздумывал.
— Дважды в месяц я буду брать тебя в клуб, который посещаю. Это светское мероприятие. Тебе не понадобится делать ничего, кроме как быть там, и не нужно будет наблюдать за чем-либо, от чего
Она снова жевала свою губу, розовый румянец поднимался от шеи и медленно распространялся по щекам.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что мне не нужно будет наблюдать за чем-либо, от чего мне будет некомфортно?
Черт. Я не должен был даже упоминать об этом. Живые сцены были маленькой частью собраний, на которые я ходил, и она даже не столкнется с ними, если не пойдет шпионить по задним комнатам. Земля быстро уходила у меня из под ног.
— То есть, какую бы сумасшедшую сцену оргии с Томом Крузом и Николь Кидман ты себе ни представляла, там такого не случится, — я быстро исправился, и ее лицо немного расслабилось. — Это просто возможность для людей с одинаковыми интересами выпить и отдохнуть. Никто не побеспокоит тебя. Доминанты не заговорят с тобой, если только не получат моего разрешения.
Ее брови снова сошлись на переносице. Проклятие, я упускал ее.
— Это знак уважения, — сказал я, практически спотыкаясь о свои собственные слова. — Не потому, что ты женщина, а потому, что ты моя...
Вау, я буду думать прежде, чем говорить?
— ... потому что они будут думать, что ты моя сабмиссив, — перефразировал я. — Домы, как правило, не разговаривают с сабами, если только не получили разрешения.
Она скрестила руки, вытягивая ноги перед собой и откидываясь на спинку дивана.
— Звучит сложно.
— На самом деле все очень просто, — сказал я. — Дело в том, что, когда ты в мире просто взаимодействуешь с людьми, пытаясь освоиться в огромном клубке моральных правил и личных заскоков, это сущий кошмар. Есть уйма силовых структур и невысказанных правил и ожиданий. Но затем ты попадаешь в мой мир, и все открыто относятся к этому. Вот там настоящий свод законов, и все мы согласились следовать ему.
— Но что, если кому-то не нравятся правила? — она слегка наклонила голову. — Они не могут подходить всем. Не совсем.
— Тогда ты создаешь свои собственные. — я пожал плечами. — Единственное непоколебимое правило в этом образе жизни — уважение. Уважение границ других людей, уважение их деятельности и уважение того, как они хотят, чтобы с ними обращались.
Дженна прижала колени к груди, снова откинувшись назад. Создавалось ощущение, что постоянная смена позы была отражением путаницы у нее в голове, и я мог лишь надеяться, что она придет к благоприятному разрешению.
— Звучит словно утопия, — сказала она с более чем просто намеком на сарказм.
— Я не говорю,
— Ох, это вдохновляет. Но кажется, что, надевая кляп и седло на кого-то, вы все же словно отрицаете это, — она держала большой и указательный палец на расстоянии миллиметра. — Совсем чуточку.
В ее тоне не было явной враждебности, но я все еще не понимал того, что насколько легкомысленна она была. Сжав зубы, я попытался напомнить себе, как сложно было понять эту извращенность в первый раз.
— Для тебя это может показаться глупым, но я обещаю, это для них это что-то значит.
Сделав глубокий вдох, она мгновение осторожно наблюдала за мной. Ее взгляд блуждал по моему телу, и я снова заметил этот маленький блеск желания.
Не искушай меня. Хотел бы я показать тебе, насколько значимо все это может быть.
— Что для тебя значит домашняя дисциплина? — спросила она тихо.
Положив руки на свои колени, я наклоняюсь вперед, чтобы встретиться с ней взглядом.
— Мой ответ повлияет на твое решение?
— Возможно, — она пожала плечами. — Хотелось бы узнать мужчину, с которым я проведу следующие два года своей жизни.
Не было смысла быть нечестным.
— Дело не в том, что это значит для меня, — сказал я. — Дело в том, что это значит для нее.
— Значит, ты ничего от этого не получаешь? Не верю.
— Я этого не сказал. Но когда я вижу, как она оживает, свободу, которую она ощущает из-за того, что я даю ей...
— Я не понимаю. Какое может быть освобождение, когда кто-то другой пытается вылепить другую версию тебя, которую он хочет?
Я должен был засмеяться. Ее представления были настолько далеки от правды , то есть, как мог кто-то стать взрослым без возможности осознать человеческую сексуальность? Покачав головой, я попытался объяснить ей, насколько она неправа.
— Вот, что ты думаешь об этом? Все работает не так. Совсем нет. Они говорят мне, что им не нравится, что они хотят изменить. И после этого их очередь признаваться. Если только они не попросят меня контролировать их, это на сто процентов доверительные отношения.
Теперь она была еще более запутана, ее брови были нахмурены безумно милым образом, что явно не шло ее характеру.
— Не буду делать вид, что когда-либо смогу понять это, но по какой-то причине я верю, что ты не маньяк, — она вздохнула. — И я сыграю роль, которую ты хочешь, чтобы я сыграла. Кто знает. Возможно, это даст мне некоторую информацию.
В какую, нафиг, игру она играла?
— Хорошо, — сказал я. — Что же, тогда мы договорились.
— Хорошо, — ответила она. — Спасибо за одежду.