Мой муж - маньяк?
Шрифт:
— А вы знаете, о чем пойдет речь? — спросила она, присаживаясь и глядя ему в лицо.
Лицо было приятное, ничего не скажешь. Более приятное, чем в первую их встречу, — с той поры, как видно, следователь успел хорошо выспаться. Глаза у него стали совсем не красные, а самые обыкновенные — спокойные и светло-голубые.
— Нет. Хочу услышать, что скажете вы. Ведь вам есть что сказать, верно?
— Верно. Просто так к вам не придешь, — улыбнулась она и тут же сменила дружеский тон на деловой: — Василий Андреевич, у меня действительно есть что вам сообщить. Не знаю, насколько
Он уклончиво покачал головой.
— Ясно, — вздохнула она. — Подозреваете, но мне не скажете. Тогда скажу я. Вам ничего не говорит порядок, в котором были убиты мои подруги?
— Интересно… — проговорил он, щелчком вышибая сигарету из пачки. — Интересно… Что можете сказать по этому поводу?
— А! Обрадовалась Катя. — Так и вам есть что сказать! Верно я поняла?!
— Говорите, говорите, я сказать успею…
— Верно, время терпит, не так ли? — произнесла она с долей издевки, о чем тут же пожалела. — Впрочем, простите мою иронию… Тут уж не до смеха, тут до слез… Он еще не пойман, насколько я поняла, а я хожу, как под ударом…
— Это все понятно. Вы начали говорить про порядок, в котором были убиты ваши подруги. Продолжайте. Я потом скажу вам, что думаю сам по этому поводу.
— Ну конечно, вы правы… Я не должна говорить предвзято, верно? Если вы скажете мне, что думаете, я тут же начну думать так же…
— Ну, вы, насколько я понял, не из таких людей, — усмехнулся он. — И меня это очень радует. Именно поэтому мне интересно выслушать вас.
— Спасибо. Так вот что пришло мне в голову этой ночью… Мне вспомнились наши уроки французского в школе. В группе нас было всего шесть человек. Назвать кто?
— Да, прошу вас… — Следователь весь как-то подобрался, и Катя с удовольствием отметила это: «А не такая уж все это чепуха!»
— Я, если позволите, назову по алфавиту… как мы были записаны в школьном журнале. В журнале по французскому! — Это она выделила интонацией. — Ардашева Ирина. Вальковская Анжелика. Напалкова Лена. — Она сделала паузу и на выдохе закончила: — И далее Мищенко Дмитрий, Уфимцева Ольга и я — Фомина Екатерина.
Следователь молчал. Его глаза застлал дым, и, когда он рассеялся, Катя поздравила себя — он смотрел более чем внимательно, так и ел ее глазами.
— Итак? — Она первая нарушила молчание. — Я сказала все. Что скажете вы?
— Вы сказали далеко не все. — Он погасил сигарету и достал из пачки новую. Повертел ее и сунул обратно в пачку. — Что вы сами думаете об этом?
— Убивали по алфавиту, — просто сказала Катя. — И убивал тот, кто знал эту запись в журнале французского. А кто это знал? Тут я боюсь быть пристрастной… Но я могу рассказать вам про Шороха…
— Про кого?!
— Про нашего учителя французского… Простите, что я употребила его кличку… не потому, что это неприлично, — вам-то не привыкать иметь дело с кличками, а не с именами, — просто потому, что тем самым я как бы сразу признаю его… непорядочность, что ли… Но судите сами… Шахов, это его настоящая фамилия, Шахов Владимир Иванович, был весьма своеобразной личностью… Он, как бы
— А именно?
— Именно — обожал приставать к ученицам… — Катя поймала его пристальный взгляд и поправилась: — Нет, не подумайте, что я пришла с личной жалобой на него. Меня он почти не трогал… Ну, во всяком случае, я сразу пресекла его попытки быть излишне нежным со мной… Но были люди, которые по каким-либо причинам этих попыток не пресекали…
— Говорите прямо, — посоветовал ей следователь. — Имена можете назвать?
— Пожалуйста! Ира, кстати, пресекала. Она грубо, резко оборвала его, когда он попытался приобнять ее за талию… Об этом она мне рассказала. Но вот Лика… Вальковская то есть… Она-то ничего такого не предпринимала…
— Почему?
— Не знаю, — солгала Катя и, уловив тень недоверия в его глазах (ах, какие ясные были в то утро его глаза!), поправилась: — Простите. Знала. Не хотела оговаривать покойницу…
— Говорить правду — не значит оговаривать, — заметил он. — Прошу вас, будьте объективны, тем самым вы поможете найти убийцу ваших подруг. И не оговаривайте, — он особенно выделил это слово, — не оговаривайте никого. Хотя, я думаю, вы не станете этого делать. Вы разве что можете быть слишком деликатны.
— Я не буду слишком деликатна! — пообещала Катя, польщенная таким замечанием. — И буду правдива. Можете записать мои слова в протокол.
— Пока позвольте побеседовать с вами без протокола. — Он покачал головой. — Не хочу вас стеснять. Говорите. Говорите все, что сочтете нужным.
— Хорошо. Лика поощряла его приставания. Она всегда радовалась, когда видела, что на нее обратил внимание мужчина… Все равно кто. Она часто подчеркивала, что Шорох ее особенно выделяет. Гордилась этим.
— Какого рода были их отношения?
— Вполне невинные. Вполне школьные. — Катя слабо улыбнулась. — Объятия, почти шутливые, редкие поцелуйчики… В общем — чепуха… Но Лика цвела как маков цвет, когда видела его… Не знаю, имеет это значение или нет. Лена… Та просто боялась что-то ему возразить… Но она применяла другую тактику — бегала от него, старалась не оставаться с ним наедине…
— А вы?
Катя замялась. Потом она решила не скрывать ничего и одним духом произнесла:
— Что до меня, я просто дала ему понять, что могу накатить… простите, донести директорше. И тогда его погнали бы с этой работы… Не подумайте, что я была доносчицей… — Катя почувствовала, что краснеет. — Просто ничего другого мне тогда не пришло в голову… Вы еще решите, что доносить — это в моей природе и сейчас я тоже пришла…
— Помочь нам, — закончил Василий Андреевич. Он вдруг начал улыбаться. — Пожалуйста, продолжайте.
— Ну вот и все, наверное… — Катя едва переводила дух. — Остальное — мои субъективные догадки… Шорох, то есть Шахов, был в общем-то вполне добрым человеком… Никого не притеснял, ни с кем не рассчитывался за обиды… Девочкам всегда говорил что-то приятное, когда делал перекличку… Эта вот перекличка… Она меня и смутила, когда мне вспомнилась школа… Понимаете, мне стало жутко, что они умерли именно в таком порядке, в каком их вызывали…