Мой муж — зомби
Шрифт:
Кажется, он говорил серьёзно. По крайней мере, верил, что сможет разрулить ситуацию. Я печально улыбнулась уголками губ и мысленно прикинула оставшуюся в тумбочке сумму. Это были деньги на крайний случай, на возможный побег. Отдав их я буквально отрублю себе пути отхода. Но одного короткого взгляда на Женькин синяк хватило, чтобы принять единственно верное решение:
— Ничего ты не будешь ждать. Вдруг они снова заявятся? Хочешь, чтобы тебя начали прижигать утюгом? Сиди здесь. Дам я тебе твои тридцать тысяч… или около того, — без лишних раздумий встав на ноги, я пошла
А мне не казалось, что делала нечто благородное. Украденные купюры, которые и не были моими. Не мой дом, не мои шмотки в гардеробе и дизайн стен, который не нравился мне. Не знаю, почему это всё стало заметно только теперь, когда я сама начала хоть как-то следить за чистотой. Но остаток вечера после того как уехал с деньгами заметно повеселевший Женька грозил стать кошмарно тоскливым.
Со двора выкатилась скорая, светя мигалками. Я щёлкнула пультом, закрыв за ней ворота, и устало прислонилась затылком к входной двери. Конец мая, ночь была совсем тёплой, а мне казалось, что с улицы веяло зимним морозом по босым пяткам и неприкрытым короткими шортами коленям.
В прихожей братец оставил дедушкин деревянный мольберт — старый, местами с каплями въевшейся краски. Мы знали, что такая вещь стоила как настоящий антиквариат, да ещё и принадлежала довольно известному в узких кругах мастеру-дворянину: Женька бы выручил хорошую сумму, продав такое вместе со всем достоянием Валицких. Но счёл нужным оставить память… Как у меня остались от бабушки старинные серьги с янтарём.
Подхватив мольберт, я не без кряхтения затащила его в гостиную, и как раз кстати: с кухни слышалось бурление закипающего чайника, поставленного не мной.
— Матвей? — осторожно позвала я, слегка смущённо прислонив свой немного странный презент к стене. — У меня для тебя кое-что есть.
Он с любопытством выглянул из кухни, а увидев за моей спиной мольберт застыл с приоткрытым ртом. Ещё не наполненная кипятком кружка в его руке заметно дрогнула.
— В смысле — для меня? — неуверенно уточнил он глухим шёпотом, как будто я могла ошибиться.
— Ну а кто у нас тут ведёт кружок юного художника, я что ли? Могу отдать Вадику, конечно, но думаю, он больше оценит жирную живую индюшку, — неуклюже отшутилась я, как можно незаметнее пятясь к дивану.
Ой, не нравилось мне это его замешательство. Сразу поселило в разделявших нас метрах воображаемую огромную и неповоротливую розовую слониху: по крайней мере, ощущалось ровно так. Выдавливало воздух из помещения и заставляло краснеть от неловкости.
Матвей мотнул головой, медленно подобрался к мольберту — как будто это ядовитая змея, которая вот-вот схватит за нос. Я окончательно стушевалась и пробормотала:
— Ну, он правда не новый. Тебе же неудобно рисовать на стойке, вот я и попросила Женьку… Это дедушкин. Пользуйся.
Всё, конец красноречию. Горло сжалось, и чтобы скрыть волнение, я улеглась на диван, скрываясь за его спинкой. Дрогнувшими пальцами нашарила пульт и включила оставленный на паузе сериал. Вот так, идеально: как будто мне глубоко плевать, и вообще, может хоть на
Снова тишина, которую нарушили только голоса актёров, которые проносились мимо слуха. Мой мозг был целиком поглощён тем, чтобы улавливать звуки за спиной: шаги, дыхание, зазвеневшая на кухне посуда. Спустя ещё минуту Матвей вернулся и вдруг протянул мне дымящуюся кружку с молочным улуном.
— Держи. И спасибо, — улыбнулся он уголком губ, а как только я села ровнее и приняла чай, устроился на другом конце дивана и как ни в чём ни бывало спросил: — Так что смотрим?
У меня по-глупому онемел язык, а по спине прошли мурашки. Это было так до странного обыденно. Я подогнула под себя ноги и с удовольствием втянула запах улуна, к которому примешалась тонкая нотка знакомой до боли прелости — от кружки Матвея. От него самого. От внезапного уюта, который принес он с собой.
— Да это так… старый сериальчик, я его уже раза три смотрела, — прочистив горло, всё же нашла я слова и спешно ткнула в кнопку на пульте, возвращая к начальному экрану онлайн-платформу. — Можем включить, что захочешь. Если, конечно, тебе можно…
— Не думаю, что кино способно как-то выбить меня из равновесия. А Вадим мирно лежит в кроватке, — весело отозвался Матвей и пригубил чай.
Я проводила сомневающимся взглядом всю ту же пошлую картинку с негром на его кружке и прикусила щеку изнутри. Не кино тут опасно ускорением пульса. Или я снова переоценивала магию своих голых коленок? Отставив чашку на подлокотник, наклонилась и выдвинула из дивана ящик, в котором лежали пледы. На всякий случай прикрылась одним из них до самого подбородка и переключила всё внимание на экран.
Так-то лучше. Никто не скажет, что я не пыталась соблюдать безопасность и приличия.
— И всё-таки отбрасываем комедии, мелодрамы и боевики с кучей экшена, — строго провозгласив святую истину, я побегала по вкладкам и в итоге осталась перед неутешительным выбором: — Детектив, фэнтези или ужастик?
— Ну, если учесть, что большая часть ужастиков мне заходят как комедии — то давай что-нибудь пугающее по меркам адекватного человека. И можешь включать практически любой фильм, выпущенный после две тысячи тринадцатого: по-любому не смотрел. Давай, порадуй современным искусством! — Матвей довольно-таки скептично хмыкнул, поудобнее устраиваясь в своём углу и откинувшись на спинку дивана.
— А что, в Бенине совсем не было возможности смотреть кино? Музыку же ты слушал, — я указала взглядом на его майку с «КиШ», которую он не потрудился погладить после стирки.
Спешно прикусила язык: вот и выдала ненароком, что всё-таки поискала в сети, кто это такие, и даже послушала пару песен на ночь. Кошмары потом были ещё те, хотя общая мелодичность их стиля неожиданно понравилась.
— Не было у меня там времени на это. Редко когда вообще получалось выбить выходной и остаться дома, да и с интернетом там напряжно. А уж когда на выезде с бригадой, то и связи не было. — Матвей тяжко вздохнул и прокомментировал мои путешествия по спискам популярного: — Знаешь, как отличить хороший ужастик от плохого?