Мой (не)желанный малыш
Шрифт:
Бывший… или уже настоящий жених поворачивает голову в мою сторону.
Неловко стискиваю ручки сумки, заметив в уголках рта ссадины и кровоподтеки.
– Зачем пришла? – голос Илья слабый, но твердый. – Позлорадствовать?
Подхожу к большому кожаному креслу, чтобы положить сумочку, а затем решительно оборачиваюсь к бывшему жениху, который по стечению обстоятельствам вновь оказался в статусе действующего.
– Меня не радует твоя боль, Илья.
– Слушай, мне не нужна твоя жалость. Хорошо?
– Я просто тебе сочувствую, – слегка пожимаю плечами в ответ на запальчивый непримиримый
– Сочувствуешь? – переспрашивает с недоверием. Светлая бровь ползет вверх и Сазонов морщится. Больно. Скорее всего, нарушены лицевые нервы.
Делаю шаг вперед.
– Илья… – немного помедлив, продолжаю. – Если мы хотим выжить, то должны сочувствовать друг другу.
Сазонов, как из ящиков стола, достает из моей головы мысли. С полуслова понимает, к чему веду.
– Спасибо, что намекнул моему отцу про ферму.
Уверена, эта была идея Ильи. Он знает, что для меня значит " Утренняя заря".
Шмыгнув носом, Сазонов младший смотрит внимательно из-под свето-русых бровей. Будто хочет найти какой-то подвох. Зря старается. Я хорошо подготовилась к встрече. Ничего легкомысленного. Никаких, так полюбившихся моему сердцу, милых кудряшек и платьев в стиле бейби-долл*.
Мой выбор – холодная элегантность, которая превосходно подчеркивает настрой визита. Великолепный комплект из трикотажной ткани мягкого кофейного оттенка с облегающей юбкой и приталенным жакетом, украшенный изящной вышивкой. Тонкий ободок в распущенных волосах почти незаметен взгляду. Этот небольшой аксессуар придает образу завершенную элегантность.
Поправив прядь волос, непроизвольно открываю вид на серьги-пусеты с бриллиантами.
– И давно ты беременна? – щурит заплывший глаз Илья, заставляя почувствовать неловкость. Значит, уже знает. – Незаметно пока.
Смотрит в упор на мою талию, прикрытую тонкой тканью блейзера. В голубых глазах горит сомнение.
– Тебе отец сказал? – тут же про себя усмехаюсь, что за глупый вопрос? Конечно же, он – больше некому. Неохотно отвечаю.– Месяц примерно. Может, чуть больше.
Будто оценивая мои слова, Илья поворачивает голову, и я с ужасом замечаю, что со стороны виска у Сазонова кровь через бинты просочилась. На белоснежной наволочке подушки яркое алое пятно, которое непроизвольно притягивает взгляд. Выглядит так жутко, что желчь вверх по горлу поднимается.
Что за нелюди так поступили?! Что с этим миром не так?! Откуда эта жестокость? С трудом проглотив комок горечи, впервые за долгое время обращаюсь к жениху ласково:
– Илюш, тебе надо отдохнуть, – заправляю выбившуюся прядь за ухо, вглядываясь в голубые глаза с красноватыми от травмы склерами. – Я позову медсестру, хорошо?
– Да. Спасибо, что навестила, – усталая болезненная улыбка тянет уголок рта вверх. – Некоторые друзья забили, даже не позвонили.
Одарив жениха натянутой улыбкой, в повисшей тишине направляюсь к двери. Да уж, дружба с бывшим – это как попытка двоих жить в мире после атомного взрыва, но у меня нет выбора. Этот брак по расчету. И дело даже не в деньгах. Смешно… У того, кто женится ради денег, есть хотя бы разумный повод. Что же у меня? Перспективы.
Илья Сазонов – мой трамплин. Простой прагматичный расчет. Это сложно понять, после того водоворота чувств, который был у меня с Дицони.
Чтобы там отец себе не придумал, а все будет так, как захочу я. Брак между мной и Ильей будет только на моих условиях. Мое будущее будет таким, каким захочу я и не иначе! Долго притворяться все равно не смогу. Имитация чувств – это равно самоубийству. Никому не позволю топтаться по моей жизни своими грязными ботинками!
– Кать!
Оборачиваюсь, прежде чем выйти:
– Скажи, чтобы обезболивающее дали, ладно? – умудряется приподняться Илья над подушкой, но, поморщившись, тут же назад опускается. – Челюсть так болит, будто кувалдой приложили.
– Да, конечно. Выздоравливай.
Спустя пару минут, спускаясь по лестнице, вглядываюсь в небо. Пасмурно. Всё серое. Тучи плотно сковали горизонт. Такая наползла темень, будто солнце погасло! Жмусь ближе к стене клиники, чтобы уберечься от внезапно полившего дождя. Фыркаю громко. Ерунда! Что, мне мало в жизни проблем?! Еще дождь считать бедой? Усмехнувшись, плюю на все. С первым же шагом попадаю под крупные тяжёлые капли. Стоит пройти пару метров, как сзади раздается хриплый голос:
– Катя.
Будто мокрой плетью ударили меж лопаток! Этот голос я узнаю из тысячи! Вру. Из миллионов…
Он принадлежит тому, о ком я думаю, проснувшись утром и тому, о котором думаю ночью перед сном. Причина моего счастья в прошлом, и моей боли в настоящем. Стэфан Дицони.
Когда я оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с глазами с гетерохромией, сердце стремительно падает вниз, ударяясь об обрывы и выступы. В висках дико стучит кровь: бежать, бежать, бежать… Куда угодно, но бежать!
«Baby doll» – В переводе с английского означает «куколка» или «малышка». Собственно, название стиля полностью отражает его суть – непосредственность и миловидность. Фасон платья имеет завышенную линию талии, укороченную объемную юбку, может быть без рукавов, на бретелях или с рукавами-фонариками. Для создания платья очаровательной куколки используются красивые, воздушные кружева и ткани, такие как гипюр, шифон, а также блестящая, струящаяся материя: атлас, шелк. Длина платьев в стиле бэби-долл всегда выше колена.
Глава 54
Катя
На Стэфане черная куртка-косуха. Радикальная*, с широкой молнией, люверсами и карманами. Никогда не видела его таким. Опасный… Совсем не похож на того элегантного Дицони, к которому я привыкла. Огромный бугай, подонок, сволочь! Стоит и мнется. Широкая грудь от быстрого дыхания ходит ходуном. Знает, что преданная им девушка способна на все, кроме адекватных поступков.
А я… Вижу его и на клочья разлетаюсь. Смотрю жадно. Стук сердца грохотом отдается в ушах. Выглядит он великолепно. Широкоплечий, узкобедрый, грубовато-красивый, уверенный в себе даже в этих выцветших джинсах и черной косухе. Черные ботинки на шнуровке. Бунтарь. Запретный. Дерзости добавляет темный кровоподтек на скуле.