Мой неверный муж
Шрифт:
— Да, — медсестра сверилась с записями, — поступала такая. Вы ей кто будете?
Никто! Да, именно так хотелось сказать. Но я ей кто-то! Теперь да. Теперь навсегда связан с этой неблагополучной женщиной. Я всегда любил детей, я всегда стремился хотя бы их огородить от жестокости взрослых и этого мира. Они невинны и беззащитны. Я гнал от себя дурные мысли, но все чаще вместе с усталостью наваливалось осознание — я не потяну. Я не хочу так. Лучше бы я тогда на аборт отправил Камиллу. Но когда принимал решение оставить ребенка — я сильным был. У меня такие тылы, ух! Я ведь не только
— Отец ребенка.
Меня проводили в палату. Я пока не готов видеть Камиллу. Один только ее вид и это скорбное страдание на лице вызывали жгучее раздражение. Когда урезал ей все ништяки и посадил дома — беременность оказалась не такой уж радостью. Когда-то она пыталась взять меня сексуальностью, раскованной податливостью, красотой. Сейчас всего этого Камилла лишилась, поэтому давила на жалость, а ее во мне как раз и не было. Нечего вызывать.
— Что с ней? — спросил, когда ко мне подошел дежурный врач.
— Гестоз, давление, одышка, железодефицитная анемия. Придут анализы — картина станет полной.
Вроде бы молодая, а так плохо ходит. С Полиной все иначе было, да и Динара с близнецами получше выглядела. Лота вообще чуть ли не подряд трех пацанов родила, но ее на обложку даже с животом можно было брать. А эта… Вот тебе и здоровая девка с российских югов.
— А ребенок? Он не страдает?
Уже бы вынуть из нее младенца и забыть как страшный сон. Я не мог точно сказать, как будет после его рождения, но с Камиллой хотел развязаться окончательно.
— Плод в норме. Легкая гипоксия присутствует, но без критических угроз для жизни и развития. Пока оставим их под наблюдением у нас.
— А кесарево сейчас нельзя сделать?
Я не очень разбирался в тонкостях акушерства, но если голова дурная, то лучше не вредить зависящему от тебя существу? В цвет такое не скажешь, но завуалированно намекнуть можно.
— Вашей жене еще девять недель ходить, а показаний к экстренному кесарева сечению нет.
— Она мне не жена, — прохладно исправил и вошел в палату.
Камилла сидела в койке и уплетала ужин. Поправилась она прилично. Теперь ясно почему. Нет, я не из тех, кто гнобит женщин за лишний вес, тем более в положении. Толстушек я никогда не выбирал, а когда жена носила бандитов, то тоже была не пушинкой. Просто Полину я всегда любил. Любую. Сейчас понимал это особенно четко.
Камилла, завидев меня, остановила поглощение печенек и состроила самое скорбное лицо на земле.
— Ну и зачем ты опять ходила к моей жене, м? — я не орал и не бесился. Эмоций на нее не осталось. — Зачем ты провоцируешь во мне жестокость? Тебе мало?
— Я устала сидеть дома! Устала быть никем! Устала
Вы посмотрите, какая сочувствующая!
— Ты мою жену с собой не ровняй. Она женщина, а ты подстилка.
— Да как ты… — хотела оскорбиться, но я зло рассмеялся, обрывая на полуслове.
— Не нравится определение?
Камилла надулась.
— Так а что ты ведешь себя как блядь? Продаешь себя? Мужикам с седыми яйцами пилотку подставляешь? М? За что тебя уважать? Ценить? Любить? Тебя же одно волнует — деньги.
— Легко быть таким крутым, когда родился у Деда Мороза за пазухой! — неожиданно выдала. — А я из большой семьи, у которой денег никогда не было. Я хочу жить! Жить красиво! Имею право!
— Не за мой счет, — я поднялся.
— Как раз-таки за твой! — заявила прямо в лицо. — Нужен этот ребенок — покупай!
Я только бровь вздернул. Чего?!
— Ты мне квартиру, я тебе отказ от младенца. Иначе…
— Я у тебя его просто отберу, — прервал жестко.
— Забирай, — легко согласилась. — А я на шоу всякие пойду! Ославлю тебя на всю Москву! Жене изменял, ребенка сделал, затем вообще отобрал у матери… — перечисляла мои грехи.
Я закатил глаза. Угрозы всяких прошмандавок меня не впечатляли.
— Про жену твою тоже всякого расскажу, — тупая, а мое слабое место знала. — Скажу, что она такая же как ты.
— Какая? — скептически уточнил.
— Придумаю!
— Ты слишком тупая, чтобы думать, — я вздохнул. — Реально в психушку хочешь. Я заплачу, чтобы тебе диагноз после родов нарисовали, хорошо будет: казенная квартира, платить не надо.
— Ты не сможешь… — выдохнула испуганно. — Твоя жена не позволит! Я к ней обращусь!
— Знаешь что, — неожиданно пришла умная мысль в голову. — А иди-ка ты нахер. Ребенок твой — твой. Ты мать. Вот и расти, воспитывай. Захочешь доказать мое отцовство и падать на алименты — вперед. Если время будет между стиркой пеленок, потому что на подгузники у тебя не будет денег.
Я ушел, оставив ее переваривать. Сам в своих словах не был уверен. Но сейчас в моей жизни была полоса такая — хрен пойми что. Камилла слишком уверовала в свой живот. По сути, я к нему имел отношение ровно столько, сколько сам решил. Даже в свидетельстве о рождении мое имя будет стоять, если я так захочу. Она может судиться со мной, и максимум алименты фиксированной суммой. Но это не так просто, как кажется. Судиться долго и кропотливо я умел.
Мой вина, что дал понять — дети для меня это важно. Камилла вроде дура, но выгоду смекнуть умела. А вот притормозить вовремя нет. На том и погорела. Сейчас тошно от ситуации максимально. Ничего уже не хочу. Пока будет здесь. У врачей мои контакты есть, а охранник продолжит следить и сопровождать ее. Его инструкции — предотвратить что-то реально опасное для плода. А так… Пусть живет как хочет. Почувствует, как это надеяться только на себя. Я отменил в приложении банка еженедельный перевод. Я устал. Будь что будет. Гречка и вода — тоже еда. Диету еще никто не отменял. А ей вообще только в прок.