Мой орк 2. Другая история

Вайс Лора

– Нет, – покачала головой.

– Габан.

Девушка тем временем легла на тахту, развела ноги в стороны и стихла. Ни одна из наложниц не любила злобную грубую старуху, но дела свое она знала хорошо. Садат осматривала Альмари не спеша, внимательно, отчего бедняжка постанывала, кусала губы. Вот если бы Кархем был нежнее, хоть немного, однако нежным он не бывает, лишь изредка бывает аккуратен, и то, когда в добром настроении.

– Все хорошо с тобой, – подняла на нее взгляд орчанка, после чего произнесла на

родном языке, – придержи ее дня два-три, пусть отдохнет.

– Ладно, – ответила смотрительница, не отвлекаясь от бурлящей вдали реки.

И только Садат собралась обратно, как Фарата остановила:

– Подожди. Есть у меня к тебе дело. Одну самку надо посмотреть.

– Это какую?

– Привели тут. Но, как по мне, она совсем зеленая еще. Твоё бы слово услышать.

– Она здесь?

– Нет. Но я бы привела девчонку к тебе.

– И зачем она тебе? Мало что ли годных?

– Есть в ней что-то, нутром чую.

– Не пойму я тебя, Фарата. Чего такого особенного ты учуяла в буште?

– Посмотришь, нет?

– Посмотрю, куда ж деваться. Это моя забота – под хвосты заглядывать.

– Вот и хорошо. К вечеру приведу.

Глава 4

Эйва пришла в кухню и застыла в ожидании приказа. Кроме нее и поварихи сейчас никого не было.

– Чего стоишь? – глянула на нее Макора. – Иди крупу перебирать, – махнула в сторону большой кадки с гримехой. – Буду варить бачланук. Знать, что это?

– Нет, – села на скамейку, пододвинулась поближе к кадке.

– Вкусно это. Большой кусок молодого быка томиться в гримехе. Много часов томиться. Быть сочно, мягко. Вожак любить бачланук. Да что там, любой орук любить.

– Почему орук? – набрала в руку крупных зерен.

– На наш язык орук, на ваш – орк, – произнесла с пренебрежением. – Фу, орк. Гадко звучать.

– А женщина?

– Оручек. Тоже красиво, ла-а-асково. А на ваш, – повернулась к ней, – орчанка. Тьфу! Грубо. Ты мне сказать, Эйва, чего Фарата так печься за тебя? Запретить мне заставлять тебя носить еду.

– В гарем меня хотят, – и в глазах блеснули слезы.

– Тебя?! – зычно расхохоталась орчанка. – Такую тощую, мелкую. Да что орук с тобой делать станет? Разве что как замура под мышкой носить, да гладить.

И Эйва зажмурилась, принялась тереть рукавом глаза.

– Не реветь, – подошла к ней Макора, – давай, перебирать живей. А потом буду учить тебя варить бачланук. Справиться, буду просить оставить тебя тут.

Вдруг тяжелая дверь заскрипела, и в кухню пожаловал главнокомандующий. Выглядел он как всегда злым, желваки ходили ходуном на скулах, но когда увидел Эйву, немного расслабился.

– Гэл Макора, – поклонился, – почему мои воины были вынуждены ждать еду? Одна служанка не справляется.

– Потому что, бэр Тарос, по приказу Фараты вторая служанка работает только в кухне. А третья подает наложницам.

– Значит, нужна четвертая.

– Нужна. Вот и найди.

Однако смотрел Тарос исключительно на Эйву, его взгляд буквально жег кожу. И бедняжка не вытерпела, подняла голову и снова встретилась с орком глазами. А спустя минуту он подошел совсем близко, опустился на корточки, зачерпнул из кадки зерен.

– Ты достаться мне, – произнес совсем тихо.

А девушка уставилась на его руку – большую, сильную, мозолистую. Вчера он вытянул ее из воды как котенка. Что же будет, окажись они в одной постели? Хотя, ясно, что будет. Встретит свою смерть в страшных муках.

– Бояться? – усмехнулся.

Какие же у него клыки. Вроде небольшие, но острые, на одном поблескивает кольцо. И снова в нос ударил запах полевой травы. А Тарос потянулся и стянул с нее платок. Тотчас на хрупкие плечи упали светлые локоны.

– Бэр Тарос, – похлопала его по загривку Макора, – ты бы шел по своим делам. Или решил в мои помощники заделаться? Так, я с радостью. Орук ты у нас сильный, тесто месить будешь, коренья чистить.

– Мы еще увидеться, – произнес низким голосом, глядя на перепуганную девушку. – И скоро, – затем поднялся, затолкал платок Эйвы себе в карман и ушел.

Марока разве что головой покачала. Поняла орчанка, не даст он теперь покоя девчонке, так и будет преследовать. Раз схватил запах, не отпустит. Эйва в свою очередь кое-как справилась с порывом разрыдаться да принялась за крупу. Она в окружении врагов, она полностью в их власти, что захотят, то и сделают. И большой разницы нет, кому ее определят – вожаку ли или второму зверю.

Через полчаса Эйва высыпала гримеху в большой чугунный чан, что висел над открытым огнем, залила зерна водой.

– Габан, – довольно кинула Макора, – теперь ждать два часа. Гримеха разбухнуть, и я положить в нее мясо, перец, красных кореньев, яблок. И еще на два часа.

Пока крупа томилась, орчанка резала мясо, а Эйва мыла тарелки, которые принесли Риа с Экриной.

– Дай-ка помогу, – Риа уселась около подруги, – ох, ты бы знала, что творилось в трапезной. Мне Экрина рассказала.

– И что там творилось?

– Тарос ни с того ни с сего рассвирепел. Даже жрать не стал, демон проклятый. Наверно вся стража слышала, как зубами скрипел. А потом и вовсе стол перевернул.

– Орки. Чего от них еще ждать, – пожала плечами.

– Бедная Экрина. Теперь трясется вся. Она ведь как раз подошла к нему, чтобы тарелку поставить. Вдруг он выбил ту из рук и вот, стол перевернул.

– Ох, – уставилась на Риу. – И как она?

– Говорю же, бледная вся, дрожит. Боится, что чем-то разгневала зверя, что накажет её. Хотя бедняжка и сделать-то ничего не успела… плохого.