Мой отец Иоахим фон Риббентроп. «Никогда против России!»

фон Риббентроп Рудольф

Примерно четыре недели спустя после окончания рождественских каникул в 1937 году, из которых я, несмотря на зимний холод, возвратился в школу на мотоцикле, около 11 вечера «дежурный воспитатель», им был наш преподаватель английского языка Штольте, вызвал меня из спальни к радиоприемнику в своей комнате со словами: «Твой отец стал министром иностранных дел!»

Спросонья я не видел, вообще говоря, причины радоваться. Теперь придется еще больше быть «белой вороной»! Тогда я не мог предвидеть, что «белая ворона» будет «преследовать» меня на протяжении всей жизни, появляясь при самых противоположных обстоятельствах символом различных предзнаменований. В какой-то степени меня всегда — вплоть до сегодняшнего дня — рассматривали под

углом зрения «сын своего отца». Однако я быстро приспособился к этому, научившись распознавать, обращался ли мой собеседник ко мне или к «сыну моего отца» и реагировать соответствующим образом.

Учебное заведение предоставило мне два дня отпуска, чтобы я мог поздравить отца. Я встретил родителей в отеле «Кайзерхоф», где они жили, приезжая из Лондона, когда должны были задержаться в Берлине: наш дом в Далеме был закрыт, так как неизвестно было, когда отец возвратится в Германию. Я обманулся, ожидая увидеть отца сияющим от радости по поводу назначения. Он был скорее задумчив, что прочно — одна из пресловутых «картин воспоминаний» — отложилось в моей памяти. Он пишет о своем назначении:

«Назначение Имперским министром иностранных дел явилось для меня полнейшей неожиданностью. 30 января 1938 года я находился в связи с праздником годовщины прихода к власти в Берлине, когда Гитлер попросил меня остаться еще на несколько дней. Это была неделя так называемого кризиса Бломберга. 4 февраля фюрер вызвал меня к себе, сообщив, что в рамках реорганизации верховного руководства государственным аппаратом он желает произвести также замену министра иностранных дел. Прежний Имперский министр иностранных дел Нейрат назначается президентом Тайного правительственного совета. На его место должен заступить я.

При моем вступлении в должность Адольф Гитлер кратко проинформировал меня о политическом положении в целом. Он сказал мне, что Германия благодаря созданию вермахта и занятию Рейнской области завоевала для себя новую позицию. Она вновь вошла в круг равноправных наций, и теперь настало время привести к решению определенные проблемы — проблемы, которые могут быть урегулированы только при помощи сильного вермахта, хотя ни в коем случае не через его задействование, но благодаря лишь только его наличию. «Страна, — так он выразился, — не являющаяся сильной также и в военном отношении, не может проводить никакой внешней политики вообще». Мы насмотрелись этого в течение прошедших лет вдоволь. Теперь нашим стремлением должно быть установление ясных отношений с нашими соседями. Четырьмя проблемами, которые он мне назвал, являлись Австрия и Судеты, Мемель и Данцигский коридор. Моя задача заключалась в том, чтобы помочь ему в дипломатическом решении этих проблем» [171] .

171

Ribbentrop, J.v.: Zwischen London und Moskau. Erinnerungen und letzte Aufzeichnungen, S.124f.

Пожалуй, не явилось случайностью — даже если внешним поводом послужил так называемый кризис Бломберга — Фрича [172] — то, что отец был назначен министром иностранных дел через четыре недели после представления своего отчета, который можно было, собственно, обозначить как меморандум о внешнеполитическом положении рейха. Отчет подводит ясный итог «безуспешной» — в смысле Гитлера — деятельности отца при «дворе Сент-Джеймс», трезво разбирая последствия для будущей немецкой внешней политики. Концепция немецкой внешней политики, обеспеченная оборонительная позиция в Восточной Европе по отношению к Советскому Союзу и, вместе с тем, «локализация» большевизма с подстраховкой Великобритании, казалась ко времени назначения отца, по всей очевидности, трудно реализуемой. Ничего не оставалось, кроме как дальше укреплять

позицию рейха в Центральной Европе в надежде в конце концов убедить английское руководство в том, что «in the long run» будущее мировой империи было бы все-таки лучше обеспечено в союзе с рейхом, чем через возобновление конфронтации.

172

О кризисе Бломберга — Фрича ср. Janssen, K. — H./Tobias, F.: Der Sturz der Gener"ale, M"unchen 1994.

Я еще раз процитирую отца:

«Целью немецкой внешней политики было убедить Англию, что при выборе между возможным по стечению обстоятельств союзом (Германии) против Англии и германо-английским союзом последний был бы (для Англии) предпочтительным курсом» [173] .

Можно, как уже упомянуто, добавить: «…предпочтительным курсом именно для британской империи был бы» и дополнить: «…что доказала история!» Нам удастся продемонстрировать, что эта концепция безусловно имела шанс осуществиться. Мы покажем далее, какая держава и ее ведущий государственный деятель успешно помешали этому на погибель Британской мировой империи.

173

Ribbentrop, J.v.: Zwischen London und Moskau. Erinnerungen und letzte Aufzeichnungen, S.113.

Гитлер хотел использовать мнимое, лишь в пропагандистских целях раздутое превосходство в вооружении, и также временный паралич Советов в результате «чисток» Сталина не для ведения войны, а наоборот, для достижения ревизий, к которым он стремился, без применения силы оружия. Это было бы, как он заявил в ноябре предыдущего года, возможно в случаях Австрии и Чехословакии. Темп, который ему теперь пришлось взять, явился следствием английской политики, явно уклонившейся от немецких попыток к сближению.

Так называемый «Worst-Case-Scenario» является методом выработки решений в организации и управлении производством. Он означает то, что при каждом решении нужно проиграть соответствующее неблагоприятнейшее стечение обстоятельств. Этому методу необходимо всегда следовать при принятии важных решений. Если бы германское руководство в начале 1938 года обсудило положение рейха по этому методу, оно скорее всего пришло бы к следующему результату:

• Великобритания стремится выиграть время, с тем чтобы довести до конца вооружение и пропагандистски подготовить необходимые в демократии внутриполитически-психологические предпосылки для возможного курса на конфронтацию с рейхом.

• То же самое относится и к французскому правительству с дополнением усилий по мобилизации против рейха союзов «Малой Антанты».

• Пакт Франции с Советским Союзом (заключенный уже в 1935 году) являет собой массивную угрозу для рейха, обостренную вовлечением в пакт Чехословакии и внутренне присущей ему «автоматикой».

• Советский Союз, так сказать, «per definitionem» заклятый враг рейха. Имперское правительство должно считаться с тем, что в подходящем случае он присоединится к противникам Германии, чтобы распространить на запад, возможно насильственно, сферу своего влияния в Европе.

• США принимают все более активную роль в мировой политике. «Карантинная речь» от ноября 1937 года не оставляет никаких сомнений в том, против кого будет направлена внешнеполитическая активность США.

Взвесив все это, Гитлер должен был бы исходить из опасности когда-то, возможно, быть принужденным могущественной коалицией этих держав к для него неприемлемым, вероятно, угрожающим рейху решениям. Эта до предела пессимистичная оценка обстановки имела совершенно реальную основу, хотя Гитлер, заметьте, до начала 1938 года не предпринял ничего, что смогло бы нарушить пресловутое «равновесие» в Европе.