Мой палач
Шрифт:
Встреча закончилась, а уходить не хочется, идти и некуда.
Лениво оглядываю зал.
По нему, лавируя между столиками, пробирается девушка на высоких каблуках, черное платье, длинные русые волосы зеркально-гладкие, блетсящие, она зажимает подмышкой сумочку, равняется со мной.
Поднимает голову.
Откидываюсь на стуле.
Знакомое кукольное лицо с пухлыми розовыми губами, это Анина подружка, с которой они в баре накидались на прошлой неделе. И лучше бы они тогда в клуб пошли, как и собирались, и я не тащил эту босую девчонку в гостиницу, ведь теперь она уехала,
– Я присяду?
– спрашивает ее подружка и отбрасывает волосы, те густой волной, колыхнувшись, опадают на спину.
– Я Кристина.
– Я помню, - смотрю на нее. Она грациозно усаживается напротив, закидывает одну длинную ногу на другую, облизывает губы и косится на стол.
Молча двигаю ей один стакан.
Наблюдаю, как она, понюхав коньяк, делает пару глотков, фирменным жестом всех фильмов покачивает его в ладони, и янтарная жидкость плещется по стеклу, переливается, светится словно.
– Это я позвонила Аниному отцу и все рассказала, - говорит Кристина и смотрит прямо, в лицо мне.
– Чтобы он ее забрал.
Она замолкает. Я пью коньяк.
– К Ане всегда высокие требования были, - продолжает она, не дождавшись ответа.
– Ее отец работает на Миноборону, - делится она информацией, которую я и без нее знаю.
– И ей нельзя шляться по барам и клубам.
– А тебе можно, - подвожу итог ее речи.
– А мне да.
Рассматриваем друг друга, я еще с первых слов допер, к чему она клонит, все эти невербальные сигналы тела считываются с нее, как из открытой книги.
– Аня еще маленькая, - рассуждает Кристина, наклонившись вперед, тяжелой грудью касается стола.
– Не лучше ли по сторонам взглянуть повнимательнее. Может, поймешь, что рядом есть более подходящие...варианты.
– Я уже понял, - усмехаюсь на такое открытое предложение себя, задерживаю взгляд на ее приоткрытых губах.
– В гостиницу поедешь?
– Вот так сразу?
– она смотрит исподлобья, на палец накручивает русую прядку волос.
Смахиваю падающую на лоб челку.
Аня ничего не помнит, ни меня, ни чем мы с ней занимались, иначе уже позвонила бы, наверняка, накричала, что я ее состоянием воспользовался, что я урод, и как только таких земля носит.
А я рад был бы.
Пусть бы вспомнила и позвонила, впервые такое со мной - я понятия не имею, что делать. Оставить все, как есть - лучший выход, самому забыть, стереть ластиком ночь из жизни.
Вот только не получается пока.
– Можем для начала покататься по городу, пообщаться, - нарушает паузу Кристина.
– А вечером уже в гостинцу, - она отодвигается, поправляет платье, привлекая внимание к груди.
– Я не против. Ты мне давно нравишься. Не знала, как сказать. Но ты же в тот день с Аней был до утра. Я ей домой звонила, она не ночевала. Так я больше предложить могу. Это очевидно, - она вскидывает острый подбородок, еще так юна, а взгляд уже как у проженной стервы, имеющей цену.
– Ну что думаешь? Не молчи.
– Думаю, что ты хреновая подруга, Кристина, - допиваю коньяк.
– Я тебя умоляю, - она хмыкает, морщит вздернутый нос, глаза из-под густо накрашенных ресниц блестят, в них застыла смешинка,
Я сам себя раздразнил неделю назад, сам себе вынес приговор, и имя этому Аня, тут ничего не исправить уже, когда понимаешь, что тебе на самом деле нужно - заменители не сработают, лишь разозлят сильнее, приблизят момент, когда башню сорвет.
– Слушай сюда, - подаюсь вперед, хватаю ее запястье. Кристина вздрагивает от неожиданности, разжимает пальцы, и бокал падает, катится, разливая по столу янтарный хмель. Смотрю ей в глаза, она дрожит, но не отворачивается, знаю, что не может, еще никто не мог, это взгляд-угроза, действует он не хуже приставленного к горлу ножа. Понижаю голос.
– Иди сейчас в туалет. И смой всю эту детскую раскраску с лица. И больше на глаза ни мне, ни Ане не попадайся. Или напросишься. Получишь, что хотела. Так тебя выдеру во все отверстия. Что потом ходить не сможешь. Да?
Кристина вырывает руку, с грохотом отлетает стул, когда она подскакивает и, бросив сумочку, на каблуках ковыляет от моего столика.
На меня оглядываются посетители.
Достаю деньги из бумажника, вкладываю в черную папку счета. Со спинки забираю пиджак, шагаю к выходу.
И с каждым шагом убеждаюсь, что это только начало, назад не повернуть, то странное, тягучее, чуть сладкое, что любовью зовется - уже пустило корни внутри.
Глава 22
Ключом давлю домофон и шагаю в подъезд.
На улице уже темно, до вечера каталась по городу, слушала музыку, глазела на витрины магазинов с манекенами, люстрами, всякой ерундой.
И так и не придумала, что делать.
В подъезде тоже темно. Босыми ногами шлепаю к лифту, и вокруг разлетается гулкое, неприятное эхо, ежусь и вызываю кабину.
Сжимаю телефон в руке и надо его включить, наверное, сколько можно прятаться, я сейчас в его квартиру поднимусь, он там.
Двери разъезжаются.
Ступаю в лифт, и запоздало слышу негромкие, неторопливые шаги из темноты за моей спиной. От неожиданности вскрикиваю, но обернуться не успеваю, мусжкие руки сжимают плечи и толкают меня к стене.
– Тихо, - звучит ледяной голос Кирилла.
Послушно затыкаюсь. Пугливо оглядываюсь, вижу как двери отрезают нас от коридора, Кирилл нажимает кнопку, и лифт, громыхнув, замирает.
– Я все равно буду кричать, - предупреждаю и взглядом мечусь по его фигуре в серых брюках и заправленной под ремень белой рубашке. Рукава закатаны, черные волоски густой порослью покрывают загорелые руки, он по-животному плотный, литой весь, пышет опасностью и силой.
– Хорошо, Аня, - он идет на меня. Смотрит вниз, на мои босые ноги. Вжимаюсь в стену, он подходит ближе. В ноги мне швыряет свой серо-стальной пиджак. Острым ключом давит мой подбородок, заставляя поднять лицо. И заглядывает в глаза. - Ну. Давай. Кричи.
С трудом сглатываю резь в горле. Облизываю пересохшие губы. Он не двигается, но от него словно густые тягучие волны расходятся, как круги по воде, задевают меня, поражают, я в радиусе действия этого излучения нахожусь, и деревенею.
– Отпусти меня, - сиплю.