Шрифт:
Глава 1
ОНА
– Аня, сбавь скорость.
Подпеваю и делаю громче музыку, и вид делаю, что я этого приказа не слышала.
Бросаю взгляд на приборную панель и дёргаю плечом, не так уж быстро я еду, даже не нарушаю ничего.
– Аня, - боковым зрением вижу, как мужской палец скручивает громкость.
– Сбавь скорость я сказал.
– Нам сегодня было харашоу, - подпеваю и добавляю звук.
Держу руль одной рукой, второй в открытом окне ловлю теплый встречный ветер, улыбаюсь водителям, качу по городу.
–
Игнорирую.
– Так, всё, тормози, наездилась, - музыка снова становится тише.
– Ну почему я просто не пошел домой, - упорно добавляю громкость и поворачиваюсь, смотрю на хмурого мужчину на пассажирском сиденье. Подмигиваю.
– Зачем сказал ей, что сегодня холостой, - отбрасываю волосы с лица.
Мужчина бросает взгляд на свое обручальное кольцо.
Еду, выкручиваю руль на кольцевой, в такт песни барабаню ладонью.
– Зацепила меня, - сворачиваю на знакомую улицу, мимо деревьев, высоток, ярких вывесок домой.
– До порога довела, а любви не дала, заце...
Его мощный кулак с размаху прилетает в магнитолу и раздается треск, звук смолкает, теперь уже насовсем.
Послушно сбрасываю скорость.
Едем и молчим, слышу его тяжёлое дыхание и кусаю губы, сдерживаю смех.
– Что за дурь ты поешь, - говорит, наконец, он ровным, спокойным голосом, словно минуту назад не раскрошил мою магнитолу.
– Я русским языком тебя просил, Аня, сбавь скорость. Я перед твоим отцом головой за тебя отвечаю.
– Я же не гнала, - заезжаю во двор, выискиваю свободное местечко на парковке. Поворачиваюсь к папиному водителю.
– Ну, Гош. Скажешь, что ты был за рулём, какая разница? У меня стаж - год, - напоминаю и выключаю зажигание.
– Необязательно со мной нянькаться. Я бы и одна спокойно доехала.
– Я делаю, что сказали, Аня, - отрезает Гоша. Косится на разбитую магнитолу.
А я кошусь на его руку с красными косточками и вздыхаю.
– Ты же знаешь, - оправдываюсь, - папа ненавидит маму, - вижу, что он открывает рот, уже готов оборвать меня, не желает обсуждать своего начальника, и я торопливо заканчиваю.
– Он меня ведь только на каникулы к ней отпускает, живу под надзором днём и ночью, шага ступить не дают. А мне так хочется. Чуточку веселья. Ты не обиделся?
– Нет.
Хороший он. И жене верен, его просто популярная песенка про вруна-холостуна возмущает, а папу вот семья в которой двое детей не остановила.
– Ты такси вызовешь?
– хлопаю дверью. Кладу ладони на крышу авто.
– Я разберусь, Аня, иди давай, - Гоша поправляет костюм и ждёт.
И я иду. Открываю домофон, захожу в подъезд, поднимаюсь на лифте. Щёлкаю замками, распахиваю дверь.
В прихожей царит операционная чистота, минимализм, и ещё почему-то неприбранные мужские туфли. Кожаные, начищенные, но стоят прямо на дороге.
Сбрасываю кеды и обхожу их, слышу в отдалении столовой голоса, иду на них.
Сначала ноздри забивает запах свежесваренного кофе. Сглатываю, дома у папы ничего такого нельзя, там и Кока-Колы не допросишься, "это вредно" - заявляет он, а сам пьет, и газировки, и эспрессо.
Но мама не столь консервативна, у нее можно все, главное следить за порядком,
Захожу в столовую. И застываю.
На стуле спиной ко мне сидит мужчина. Смотрю на знакомый аккуратный затылок, белоснежный летний джемпер, и меня слепит, одежду подобного цвета могут позволить себе лишь аккуратисты, которые из авто по подземной парковке в офис, где пол, как зеркало, у которых время по минутам расписано и испачкаться просто негде, ведь они не ходят с девушкой в кино, не гуляют с ней, взявшись за руки, по улице, не покупают в парке сладости, не валяются на диване, и даже когда обедают - за каждым своим движением следят.
Он любит белое.
А я думала, что люблю его.
– Аня!
– подскакивает мама, завидев меня.
– Приехала.
Она выбирается из-за стола, но я уже не замечаю, пять моих чувств врезаются в фигуру за столом.
Слышу, как звякает чашка о блюдце, вижу, как его руки двигают стул, ловлю тонкий аромат его одеколона, что производит старейшее парфюмерное предприятие в мире, ощущаю, как потеют ладони и привкус горькой лимонной корки и острого розмарина во рту - память о том единственном позорном разе, когда я решилась этого мужчину поцеловать, а он подставил щеку.
– Ну как ты доехала?
– мама чмокает меня в щеку. Трет пальцем кожу, стирает помаду.
– Вовремя как раз, смотри кто у нас в гостях, - и словно сомневаясь в моем зрении добавляет.
– Марк.
И Марк, на исходе моего терпения, оборачивается.
Мы, с ним, вдвоем, идём в коридор и обуваемся.
Потому, что он предложил, если я не против, немного прокатиться.
А я не против.
Мама шагает позади. Даёт Марку какие-то странные напутствия, желает почему-то счастливого пути.
Я хмурюсь, мы же не в другой город собираемся, а просто прокатиться.
И вот мы выходим за дверь, подъезжает лифт. И пока кабина везёт нас, я смотрю на него.
Тонкие очки в золотистой оправе, в ушах поблескивают сережки-гвоздики, его улыбка белоснежна, как и его джемпер, и я улыбаюсь в ответ.
– Я не знал, что ты сегодня возвращаешься, Анюта, - говорит Марк мимоходом, когда мы после темноты подъезда оказываемся под палящим июльским солнцем.
Слушаю его голос, скупой на эмоции, словно даже их он взвешивает и отмеряет, как свое рабочее время планирует, он сам весь ходячий тайм-менеджмент, снаружи и изнутри.
Но вместо того, чтобы закатить скандал, напомнить, что виделись мы последний раз год назад, когда он по делам свалил из России я говорю:
– Я тоже не знала.
– Обоюдный приятный сюрприз, - Марк открывает дверь белой Ауди без верха.
Потерянно сажусь в кресло, как же я его машину не заметила во дворе.
Он садится рядом. Сдает назад, рулит по расплавленному на жаре асфальту и смотрит на меня.
– Почему мама нам счастливого пути пожелала?
– нервно поправляю волосы. В уме со скоростью света прокручиваю варианты, куда он меня везет и представляю, что это...не знаю. В Турцию, в бухту "Долину Бабочек". На маяк в Шотландию. В заброшенный город в Мачу-Пикчу. На водопад в Бразилию.