Мой парень - порноактёр
Шрифт:
Мне до сих пор жутко хотелось отмыться от поцелуя с Норисом-младшим, а с того момента прошла уже целая неделя. Мой бойфренд был очень занят делами своего братства, дрессировал новеньких, придумывал для них различные формы унижений, поэтому до меня очередь не доходила.
С отцом поговорить у меня не хватало духу, потому что о моих отношениях с Кертисом он всегда спрашивал с хорошо знакомым нажимом. Мне ничего не оставалось делать, как говорить, что все шикарно, и какая у него шикарная тачка, как у принца из Саудовской Аравии. Оказалось, что обсуждать тачку — беспроигрышный вариант.
Черт. Я даже когда в Стэнфорд поступала, не делала такого, а составила целую деловую презентацию для отца, объясняющую, почему он должен инвестировать в мое высшее образование, а он взял и сказал в середине моего выступления:
— Детка, тебе стоило просто попросить. Хочешь в Стэнфорд, я не против. Давай сюда свои документы.
Интересно, если бы я составила презентацию "Сто и один повод пойти с Эдом Хэндерсоном на свидание", папа бы так же отреагировал? Хах! Держи карман шире, Бет!
— Милый браслет. — Папа кивнул на уродство вокруг моего запястья. — Курт подарил?
Потребовалось немало усилий, чтобы сдержать поток гневных слов, которые вертелись у меня на языке. Я лишь натужно улыбнулась, мечтая растворить эти кандалы в кислоте, вместе с рукой.
— Все нормально, Элизабет?
Видимо, мое состояние все же не укрылось от папы, и я сделала глубокий вдох:
— Папа, а что если Норис мне ммм… не… совсем… симпатичен?
— Не будь строга к нему. Дай парню шанс. Он за тобой ухаживает, помоги ему, скажи, что тебе нравится, сама. Отношения — это двое людей.
Тряпка. Ты тряпка, Бет!
Так и не смогла нормально возразить отцу. Слишком живо я помнила, как всего раз сделала не по его, и меня перевели в другую школу, игнорируя мольбы и слезы. Я не готова расставаться со Стэнфордом, но сама не потяну плату за обучение, а папа не позволит мне взять студенческий заем. У него знакомые во всех банках, они живо сдадут меня с потрохами, едва я заявлюсь к ним на порог. Может, фамилию сменить? Элизабет Хэндерсон. Звучит!
Жаль, такие подработки, чтобы покрыть обучение за семестр, еще не придумали. Остается только спихнуть Эда с первых позиций, чтобы забрать его стипендию. Но это почти нереально, он чертов гений! Да и не хочу я с ним соревноваться.
Снова думаю о нем.
В итоге просто отложила разговор с отцом на неопределенный срок.
Но стало только хуже, когда пришел день моего посвящения. Я почти не слушала болтовню Триш и Холли, кивала на их расспросы о Курте и слушала восхищенные вздохи, а сама украдкой поглядывала на своего хамелеона. Октябрьское солнце подсвечивало его слегка небрежно растрепанные пряди, оставляло завораживающие блики на стеклах очков. А пальцы… Красивые длинные, мысленно представляла в них не вилку, а смычок скрипки, потом моя фантазия уходила чуть дальше, и вот мы уже играем дуэтом на пианино, случайно касаясь друг друга, пока близость окончательно не сводит нас с ума, и вот уже эти самые пальцы расстегивают пуговицы моей блузки, застежку на лифчике…
Я слишком громко втянула остатки смузи через трубочку, настолько, что сама вздрогнула от противного звука. Девочки рассмеялись, а видение ушло, оставив после себя приятное щекочущее чувство внизу живота.
Ты нравишься мне, Эдвард Хэндерсон. Ты мне нравишься. Можно я буду звать тебя Эд?
Это же так просто сказать. Что я теряю? Только свои глупые фантазии…
— Он! — Триш ткнула пальцем в моего одногруппника, и я чуть не задохнулась от волнения.
— А?
Она закатила глаза:
— Твое задание — тот додик-очкарик.
— Поцеловать? Его? — прикидываюсь идиоткой. Да я заговорить-то с ним боюсь. И он не додик… Они просто его не знают!
— Ну же, давай, Лиз! Вон он сидит, — вступает Холли, и я понимаю, что шансов отвертеться у меня все меньше.
— Холли, я учусь с ним. Это Эд Хэндерсон!
Сердце к горлу подскочило, когда он повернулся к нам. Его очки ярко блеснули на солнце, и от сверкнувших за ними серых глаз меня бросило в жар, лишив всякой возможности связно мыслить и говорить.
— Боже, Лиз, ты знаешь, как зовут этого лузера?
Я уже готова плюнуть на вступление в Ита, Вита, Фита, но это единственная возможность для меня пожить отдельно, без папы и его вечных расспросов. Поселиться в обычной общаге он мне никогда не позволит. Только в доме сестринства. А там, глядишь, найду подработку и выползу из-под его опеки, докажу, что сама чего-то да стою, что я не придаток для богатого урода.
— Он не лу… Просто активный студент, вот и запомнила…
Ненавижу себя за трусость. Я не стыжусь своих чувств к Эду, но и вступаться за него мне страшно. Не хочу, чтобы кто-то раньше него узнал о моей симпатии. Не хочу, чтобы над ней глумились или опошлили.
— Пофиг. Сделай это, и ты официально одна из нас. Уверена, лошок-Эдди не целовался никогда. Будешь его первой. На всю жизнь запомнит.
Ноги не слушаются, каблуки попадают в зазоры между плиток, а сердце почти выломало мне позвоночник.
С того случая у профессора Сэмьюэльсона мы не общались, но и тогда я ни слова не проронила, а выбежала из аудитории.
И вот я держусь за стол, чтобы не упасть в обморок. В глаза Эду посмотреть боюсь, а тупо изучаю свои ногти. Почему-то сейчас мне стыдно за свой броский маникюр, стыдно за браслет, за подруг, я не такая на самом деле! Я просто Бет, твоя застенчивая одногруппница.
— Привет, ты же Эд Хэндерсон?
Как же его взгляд и улыбка не сочетаются с нарочитым заиканием. Почему он прикидывается? Он русский шпион и шифруется под забитого ботаника?
Но я стойко держусь, даже села и ничего не опрокинула, а потом он выдыхает мое имя, и я окончательно отдаюсь во власть его голоса. Эдвард, как назло, смакует эти три буквы, а я смотрю на его губы, когда они произносят «Б», ловлю его дыхание на «Е», чувствую, как он касается языком альвеол на «Т».
Туплю, слов подобрать не могу и заикаюсь куда убедительнее, чем Эд.