Мой парень - псих
Шрифт:
На первой странице Плат упоминает про казнь Розенбергов, и сразу становится понятно, что чтение предстоит угнетающее: как бывший учитель истории, я знаю, что в «Красной угрозе» не было ничего веселого, да и в маккартизме тоже. Вскоре после упоминания Розенбергов рассказчица пускается в рассуждения о трупах и даже видит за завтраком полуразложившуюся голову мертвеца.
Главная героиня, Эстер, выиграла хорошую стажировку в нью-йоркском журнале, однако у нее депрессия. Знакомясь с мужчинами, она представляется вымышленными именами. У нее вроде как есть парень по имени Бадди, однако он ужасно с ней обращается и убеждает ее,
В конце концов Эстер слетает с катушек, ей делают электрошок, она пытается покончить с собой, приняв слоновью дозу снотворного, и ее отправляют в сумасшедший дом вроде того, в котором лечился я.
Эстер называет чернокожего, разносящего еду в ее больнице, негром. Я тут же вспоминаю Дэнни — как взбесила бы эта книга моего друга, тем более что Эстер белая, а Дэнни считает, что только чернокожие могут употреблять такие спорные расовые термины, как «негр».
Сначала, несмотря на всю свою депрессивность, книга увлекает, потому что касается темы душевного здоровья — темы, которая меня весьма интересует. К тому же хочется узнать, как Эстер в конце концов поправится, как увидит серебряный ободок у тучи и наладит свою жизнь. Я убежден, что Никки задает эту книгу только для того, чтобы удрученные жизнью девочки-подростки поняли: если ни в коем случае не сдаваться, в конце непременно забрезжит надежда.
И я читаю дальше.
Эстер расстается с девственностью, в процессе теряет много крови и едва не умирает — совсем как Кэтрин в «Прощай, оружие!», — а я недоумеваю, почему женщины в американской литературе постоянно истекают кровью. Однако героиня выживает и обнаруживает, что ее подруга Джоан повесилась. Эстер идет на похороны, а кончается все тем, что она заходит в комнату, а там целая толпа докторов, которые решают, достаточно ли Эстер здорова, чтобы покинуть психлечебницу.
Читателю не сообщают, что произойдет с героиней дальше, поправится ли она, и это меня ужасно злит, тем более что я всю ночь потратил на чтение.
Когда в окно спальни пробиваются лучи солнца, я читаю биографическую справку в конце книги и выясняю, что весь так называемый роман, по сути, основан на событиях из жизни самой Плат и что автор в конечном счете засунула голову в духовку. Покончила с собой — прямо как Хемингуэй, только без ружья. Я так понимаю, это и есть настоящая ненаписанная развязка романа, раз уж всем известно, что книга в действительности — мемуары Сильвии Плат.
Я рву книгу и швыряю обе половины в стену.
Подвал.
«Стомак-мастер-6000».
Пятьсот подъемов корпуса.
Зачем Никки задает подросткам такую депрессивную книгу?
Силовая скамья.
Жим лежа.
Штанга весом сто тридцать фунтов.
Зачем вообще люди читают такие книги, как «Под стеклянным колпаком»?
Зачем?
Зачем?
ЗАЧЕМ?
На следующий день Тиффани присоединяется к моей предзакатной пробежке, чем немало меня удивляет. Я не знаю, что сказать ей, поэтому ничего не говорю, как обычно.
Мы просто бежим.
Еще через день мы снова бежим вместе, не обсуждая того, что Тиффани наговорила о моей жене.
Приемлемый способ совладать с собой
В комнате, расписанной облаками, я выбираю черное кресло, потому что сегодня
— Духовка! — восклицаю я. — Как можно додуматься до того, чтобы засунуть голову в духовку?!
Я чувствую невероятное облегчение и вдруг осознаю, что где-то в середине своей тирады расплакался. Закончив говорить, прячу лицо: Клифф, конечно, мой психотерапевт, но он ведь тоже мужчина, и к тому же фанат «Иглз», и, может, даже друг.
Закрыв лицо ладонями, я всхлипываю.
Несколько минут в комнате, разрисованной облаками, стоит тишина, наконец Клифф подает голос:
— Я ненавижу болельщиков «Джайентс». Надутые индюки, только и разговоров что о Лоуренсе Тейлоре, а кто он такой? Всего лишь грязный наркоман. Да, два Суперкубка, двадцать пятый и двадцать шестой, но это ж сколько времени уже прошло, больше пятнадцати лет! А мы за Суперкубок боролись всего два года назад. Ну и что, что проиграли!
Ушам своим поверить не могу.
Я был уверен, что Клифф отчитает меня за расправу над фанатом «Джайентс» и пригрозит вернуть в психушку, и мне совершенно непонятно, с чего это он вдруг заговорил о Лоуренсе Тейлоре. Я опускаю руки и вижу, что Клифф встал, хотя и стоя доктор едва ли выше сидящего меня — такой он низенький. Еще я невольно думаю, что он вроде упомянул про участие «Иглз» в матче за Суперкубок, — если это так, я могу сильно расстроиться, потому что совершенно ничего об этом не помню, поэтому стараюсь выкинуть его слова из головы.
— Разве ты не испытываешь отвращения к фанатам «Джайентс»? — обращается ко мне Клифф. — Ты же их просто терпеть не можешь. Давай, скажи правду.
— Ну да, терпеть не могу. И отец с братом тоже.
— Зачем этот мужик вообще надел футболку «Джайентс» на домашнюю игру «Иглз»?
— Не знаю.
— Неужели он не понимал, что его поднимут на смех?
Я теряюсь с ответом.
— Каждый год я смотрю на этих тупых фанатов «Далласа», и «Джайентс», и «Редскинс», и каждый год они приезжают к нам, вырядившись в цвета своих команд, и каждый год получают по морде от пьяных фанатов «Иглз». Когда они наконец научатся?
Я настолько потрясен, что не могу говорить.
— Ты защищал не только своего брата, ты защищал свою команду! Верно?
До меня не сразу доходит, что я киваю.
Клифф садится, тянет за рычаг, поднимая подножку, а я таращусь на изношенные подошвы его дешевых туфель.
— Когда я сижу в этом кресле — я твой психотерапевт. А когда я не в кресле, я такой же болельщик «Иглз», как и ты. Понятно?
Снова киваю.
— Насилие — отнюдь не самое приемлемое решение. Не обязательно было лупить того фаната.