Мой плохой босс
Шрифт:
— Ну, надо же, живой, а я уж думала тебя в федеральный розыск отправлять, братишка, — ворчит Вика, когда я беру трубку, — куда ты пропал, консьерж говорит, тебя уже две недели почти не видно.
— Ты хоть приплачиваешь тому консьержу за наблюдательские работы, а, мучача? — уточняю я, тихонько скользя пальцами по изгибу талии Иры. Она жмется ко мне — моя хищная кошка, не желает отпускать на волю. Хотя… Нахер мне нужна та воля, в которой нет её острых когтей?
— Какой ты милый с сестрой,
— Не всегда, — фыркаю я, чуть отодвигая телефон ото рта, но Вика все равно слышит, — это когда она себя ведет как примерная сестра. А не как коза.
— Ты что, у бабы завис? — недоверчиво уточняет Вика. И секундой спустя на мочке моего уха смыкаются крепкие Ирины зубы. Твою ж мать, Хмельницкая! Вот умеешь же ты выбрать время.
Но от этого нереально отказаться. От тонких пальцев, что пробегаются по лацкану рабочего пиджака, спуская его с плеч. От крепких зубок, что обещают мне куда большие приключения.
— У девушки, мучача, не у бабы, — я пытаюсь выровнять дыхание, — у моей девушки.
Ира фыркает мне на ухо и кусает меня сильнее. Хорошо. Если боль есть — значит, никто мне ничего не скажет, если пущу свои руки дальше талии.
Это проверено, да.
Но, черт возьми, мне никто не говорит, что я тороплю события. Если бы торопил — меня бы не кусали. Меня бы послали домой. А тут будто поощряют.
Я порадовал Госпожу?
— У девушки? — задумчиво повторяет Вика. — Антош, может, мы поужинаем? Нам бы надо поговорить.
Где-то тут совсем рядом ладонь Хмельницкой ныряет мне за пряжку ремня, прямиком к члену. К и без того уже возбужденному до крайности, а под её пальцами — и вовсе каменеющему до самого крайнего состояния. Сильнее возбудиться просто нельзя.
— Нравится? — Зеленые жестокие глаза впиваются мне в лицо. Все это — шелковым шепотом, который точно слышу только я. У меня такой роскоши нет — у меня телефонный микрофон у подбородка.
Нравится? Когда меня тут раздевают прямо во время телефонного разговора с моей сестрой? Которая о моем безумии совершенно не в курсе?
Яд в моей крови медленно вскипает.
Нравится. И это слабо сказано.
Только бы не спалиться….
— Попроси меня остановиться, — шепчет эта бесстыжая стервозина. Попросить… При неоконченном телефонном разговоре. Так и хочется спросить: Ир, ты издеваешься?
Бессмысленно. Я знаю, что издевается. Не нужна ей просьба, ей нужно, чтобы я подыхал, пока её мягкая ладонь скользит по моему члену. Взад-вперед, взад-вперед… Будто напоминая, кто тут хозяйка для этого легко возбуждаемого имущества.
А я — подыхай.
— Антош, — кашляет в трубку сестра, которая явно за время этой паузы немножко состарилась.
— Извини, мучача, я отвлекся, — я пытаюсь говорить спокойно, не захватывая жадно воздух, при каждом открывании рта, — поужинать? Не думаю, что смогу сегодня. У меня были планы на вечер. У нас с Ирой были.
— Надо же, ты даже помнишь имя своей девушки, — мне кажется, или эта коза сейчас роет мне яму? По крайней мере, Ира, точно расслышавшая эту её реплику, опасно хмыкает, и её движения становятся резче, хищнее.
Господи, трахнул бы прямо здесь. Прямо сейчас. Нагнул бы у двери её же квартиры, задрал бы подол этого её платьица и засадил бы. Да кто мне даст вообще? Эта зараза скорее меня мордой к этой двери прижмет, а после выдергает мне пальцы по одному.
И как же это охуенно — помнить об этом и терпеть.
— Антош, мне очень нужно поговорить сегодня, — настырность Вики меня удивляет на самом деле. И голос… Серьезный голос, нервный. В последний раз она так звонила мне, когда ей было лет шестнадцать, и она сбежала из дома от пьяного разошедшегося отца. Явилась ко мне с лицом, на котором от синяков живого места не было…
Собственно, после этого у меня в списке прегрешений числится, что я сломал отцу ребро, когда он пытался «вернуть блудную дочь домой».
И права опеки я потом у этого старого мудака отсудил.
Сложно, блин, вот так не начинать поддаваться этой тревоге, напрягаться и так далее. Что такого может случиться у моей младшенькой, что она сейчас звучит вот так? Она — взрослая женщина, с собственным бизнесом и такими мордоворотами в качестве «секьюрити», что в Трессе бы позавидовали. Может, старик из зоны вернулся и треплет Вике нервы? Да вроде не должен, ему еще два года там лямку тянуть.
Кажется, плакала сегодня моя сессия, придется извиняться перед моей Госпожой еще и за это. И самому оставаться без своего наказания.
— Пусть приезжает к нам, — мурлычет мне на ухо Ирина. Вслух, — если ты хочешь, Антош.
Хочу ли я? Хочу ли я познакомить свою сестру с моей же одержимостью?
А можно?
Может, это я такой кретин и вижу в знакомстве единственного члена моей семьи с единственной женщиной, что оказалась способна меня взять в свое рабство, нечто сакральное.
Наверное. Я просто совершенно размазан в последнее время. Нельзя быть настолько влюбленным и настолько идиотом. Но вот как с Ириной иначе, а? И были ли вообще у меня шансы, что будет иначе?
— Я тебе скину адрес, Вик, приезжай сейчас, — выдыхаю я, и сбрасываю, чтобы уставиться в глаза своей госпожи и ощутить, что все безнадежно. Как не дрыгай лапками — из этого кувшина не выберешься.
— Вика доедет часа через два, — замечаю я, касаясь Ириной скулы, — ты точно не против? Мы те еще долбоебы, особенно когда вдвоем.