Мой плохой мальчик
Шрифт:
Но он бросил трубку. Он сказал прощай. И я не могу понять, что со мной.
Я вдыхаю воздух. Но он как будто не попадает внутрь. Меня ни того ни с сего тошнит. И темнеет в глазах. В последний раз со мной такое было, когда я ехала в маршрутке в жару, кондиционер не работал, а окна водитель открывать отказывался. В тот день перед глазами летали черные мушки.
Приносят тарелки. Я удерживаю себя на месте силой. Ем, давясь гарниром и мясом на сахарной косточке. Все равно рано или поздно это должно было закончиться. Какая разница, сколько раз он засунет
К нам подсаживаются еще две пары. Все они участники конференции. Все разговоры только о работе. О том, какая тема интереснее, кто будет читать лекции.
На стене напротив меня висят часы. Я гипнотизирую стрелки. Если я смогу продержаться час, дальше будет легче. Андрей не звонит и не пишет. Так лучше. Так правильнее. Андрей мне не пара. Это грязь. Это не чувства.
Какие чувства? Нет чувств!
Только чем быстрее движется стрелка, тем хуже мне становится. Больше не будет Волкова. Одной проблемой меньше. Разведусь и найду нормального мужчину, своего возраста.
Прочь из моей головы!
Закрываю глаза и продолжаю жевать. Листья салата кажутся силосом, а мясо полным дерьмом. Откуда столько эмоций?
Не выдерживаю…
— Я сейчас приду! — Подрываюсь с места, бегу в коридор и, сжав телефон, мечусь туда-сюда.
Нельзя ему звонить. Он меня послал. Меня отправил в задницу девятнадцатилетний пацан.
Потому что я его предала.
Да что за бред? Мы не встречались.
Руки трясутся.
Этого не может быть. Не должно быть. Я в состоянии справиться с этой тревогой. Он не мог так глубоко запасть мне в душу. Так ведь бывает, когда очень хорошо знаешь человека.
А разве я его не знаю? Неужели не чувствую каждое слово, каждый вздох, не ловлю каждый взгляд? Бывает по-разному. И даже так, как у нас с Волковым.
Я ведь тоже орала на него, когда увидела, что он танцует с другой. Андрей знает: муж и жена априори живут в одном номере. Он уверен, что я сплю с мужем. Каково ему? О господи, да я расцарапала бы ему лицо за такое. Я так сильно его ревную.
Покрывшись холодным потом, набираю его номер. Только Волков не подходит. Сколько уже прошло времени? Точно больше часа. Кошмар. Я с ума сойду, если он не поднимет трубку.
Но неожиданно он сбрасывает мой звонок и набирает в один из мессенджеров. Я пугаюсь, потому что это видеозвонок. У меня камера не включена, он не может меня видеть, а вот я его — очень хорошо.
И мое сердце тут же разрывается на куски, как от прямого попадания.
— Смотри, там моя бывшая. Скажи привет моей бывшей!
На экране Волков, он обнимает ту самую блондинку. Девственницу, которая от него без ума. Его рука висит на ее шее.
— Привет! — машет эта дура, даже не представляя, кому конкретно.
— Сегодня наш день, милая, — Притягивает ее за шею локтем сильнее. — Мы не будем себя сдерживать, — и подмигивает в камеру.
За кадром орет музыка. Слышен смех
Вот она — расплата за отношения с пацаном. Он импульсивный, он бешеный. Он не будет жалеть, он режет по живому, потому что я уехала с мужем. Потому что не встретилась с ним. Потому что он хотел, а я не ответила взаимностью, не выбралась, не нашла для него времени.
Жму все кнопки сразу, чтобы только не слышать его голос. От шока роняю телефон на плитку. Боюсь, что он разбился и понадобится новый. Поднимаю. Экран цел. Не могу сообразить, что дальше. Стою и то открываю, то закрываю чехол телефона.
Внутри так сильно ноет. Не должно, но оно есть. И то, что я чувствую, — это самая настоящая боль. Как ее ни назови, она существует.
Глава 29
Я больше не могу находиться за столом. Хочу плакать и жалеть себя, забравшись под одеяло. Поэтому, улучив момент, покидаю зал ресторана и возвращаюсь в нашу комнату. Скрутившись комочком, просто лежу и следующие несколько часов туплю в стену, наматывая сопли на кулак.
Накручиваю себя и страдаю, представляя, как Волков лишает девственности свою блондинку. Мне видится, что он с ней нежен и горяч одновременно и регулярно спрашивает, хорошо ли ей. Он голый на постели, рисует ее и дарит поцелуи.
Мне плохо. И вдруг ни с того ни сего начинает морозить. На нервной почве организм дает сбой и поднимается температура.
Под утро является Юра.
Пьяный.
Сквозь горячечный бред понимаю: нельзя было оставлять его в ресторане без присмотра. Через полутьму номера вижу, как его качает из стороны в сторону, а из брюк торчит мятая рубашка.
Он мне противен. И, завернувшись в одеяло, я ухожу с кровати на кушетку. Свернувшись пополам, трясусь под ним примерно до обеда следующего дня, а может, и дольше. Юра шастает туда-сюда в поисках бутылки. Догнавшись, снова засыпает, завалившись прямо в одежде.
Свет режет глаза, и, потеряв счет времени, я стараюсь держать их закрытыми.
Разлепляю веки, почувствовав тяжелую ладонь на своем лбу.
— Ё-мое, ты вся горишь.
Мне кажется, что я брежу. Но мне уже фиолетово.
— Отвали, говно малолетнее, знать тебя не хочу, — отмахиваюсь от изменившего мне призрака, натягивая на голову одеяло.
Выдаю мучительный стон, то ли от вируса в крови, то ли от боли в сердце.
— Не бесись, Жанна Кирилловна. Я не смог.
Дальше меня как будто приподнимают и куда-то несут. Муж громко храпит, ему точно нет дела до наших перемещений.
— Положи меня на место. Ненавижу тебя! Проклинаю день, когда ты перевелся ко мне! Хочу, чтобы ты сдох!
— Фу, Жанна Кирилловна, разве человек вашей профессии не должен тянуться к прекрасному? Что за мещанские проклятия? Твой алкаш не закрыл дверь в номер. Это хорошо. И именно поэтому я тебя забираю. Но меня беспокоит твой жар. Сейчас найду здесь какого-нибудь врача.