Мой потрясающий космос (сборник)
Шрифт:
А кто бы возражал?
Вот и не помню я из тех лет ни стола, застеленного белой скатертью, ни царских на нём яств.
Спасибо маме и за тёплую мучную болтанку, сдобренную каплей растительного маслица, и за редкие попытки удивить невиданным доселе блюдом.
Не даёт Господь забыть поистине святого дня, видимо, скрытно связанного с каким-то семейным событием (или это была Пасха?): мы с братом прожорливо наблюдаем, как мама торжественно выкладывает в горячие капустные листья какой-то фаршик, а потом старается их завернуть, но они никак не хотят заворачиваться.
В
А вот простецкие шанежки нам перепадали чаще.
Шанежки тех лет – это вот как: берётся кусок хлеба, а сверху настилается либо пшённая каша-размазня, либо картофельное пюре. Заготовка на противне запускается на огонь, – и, подрумянившись, шанежки готовы. Остается только махнуть сверху промасленным вороньим пёрышком.
Сейчас, в годы относительного благополучия, так и не научившись баловать себя мировыми кулинарными шедеврами, все мы, выходцы из войны, представляем собой особую породу людей, на которых может положиться не только наша единственно любимая Родина, но и сам Господь. Ибо мы веруем, что, если ОН не выдаст, никакая свинья нас не съест.
Что-то в нас заложено военным воздухом такое, чего нет или совсем почти нет в других, более молодых, соотечественниках. И вот самое время рассказать про цыганку.
Брат Володя уже ходил учиться, и я всё реже видела его дома. А меня мама стала помаленьку приучать к рукоделию. Сама она, когда была в силах, кое-что шила на ножной машине под звуки радио тех времён – круглого, чёрного, страшноватого.
Но у меня дело кройки и шитья не пошло, потому как я сразу же, не справившись с ретивой машиной, пришила собственный палец. И вот ещё что памятно: именно тогда, в тот период, из радио стали иногда доноситься неслыханные ранее печальные протяжные хоровые мелодии, и мама им тихохонько подпевала (так ознаменовался почти незаметный для страны разворот вождя к помощи сил небесных.).
Известно, что все дети – непоседы, так и я не чуралась улицы, расширяя свои познания жизни через расширение окружающего пространства.
Летом я иногда уходила за большой мост над глубоким оврагом: там было поле пшеницы, скрывавшее меня ото вся и всех с головой.
Поиграв с колосками, поев молочных зёрнышек, я там же и засыпала, пригревшись на земле.
Однажды, возвращаясь из подобного похода, я увидела под всегда открытой коридорной дверью какой-то белый уголок.
За дверью оказался небольшой свёрточек, завёрнутый в носовой платок. В свёрточке лежали бумажные деньги и… две глызки кускового сахара. Детское сердце забилось радостно, рука потянулась к сахару…
Я схватила сахарок, а свёрток пихнула на прежнее место и убежала. Дома я тут же изгрызла полузабытую сладость и, видимо от пережитых чувств, уснула. И какой же охватил меня ужас, когда в тот же день к нам постучала пожилая цыганка! Она плачущим голосом спрашивала, не видели ли мы её свёрточка?.. Мама сочувствовала ей, утешала, охая…
Цыганка ушла, а я долго молча переживала о своём преступном деянии – съеденном кусочке сахара. Ах, зачем я тогда не удержалась?!.. И кто подобрал цыганкино богатство?.. И зачем же она положила его в коридоре?.. За коридорную дверь? Сейчас, когда я сытая и нужды мало в чём имею, и то бы подумала: взять или оставить на месте найденные большие деньги? А вот святое существо, каким я некогда, давным-давно, но всё же была, не задумалось, просто ушло от них подальше. Или это мой ангел-хранитель сказал мне: «Уйди!»
Ну вот, на этом можно было бы и закончить. Но нет, война ещё продолжалась и после всеобщей Победы, продолжалась и после того самого дня, когда в дверь громко и решительно постучали. Мама открыла дверь – и в наше жилище широко шагнул большой незнакомый человек, густо обросший чёрной бородой, утопив меня в своей колючей и пахучей шинели.
Но я испугалась его, вырвалась и убежала прятаться за мамино самодельное кресло. А это был мой отвоевавший отец, Николай Петрович Аввакумов.
С отцом жизнь наступила совсем другая. Он многое умел: ловить рыбу с помощью помчи (хитроумная конструкция для заманивания рыб), умел достать рыбу даже из-под ледяной реки, умел управляться с лошадьми, будучи ветеринарным фельдшером.
К той поре мы безвозвратно потеряли козу Мильку, к тому же у нас угнали и лодку, но отец находил выходы, как нас прокормить.
Да и у мамы дела пошли на лад: тоемские девушки почуяли интерес к себе со стороны оставшихся в живых мужчин и стали чаще обращаться к маме: дескать, сшей ты мне, Пелагия Степановна, платьице из крепдешина. Мама старалась. Вот тогда я и узнала вкус настоящего пряника.
Голод уже не так высасывал из нас, ребятишек-погодок, энергию жизни, и мы нетерпеливо ждали то время, когда пойдём в школу – учиться!
2014
Сура благословенная
Веруй, что всё случающееся с нами – до самого малейшего, совершается по Промыслу Божьему.
Вот и случилось со мной то, чему бы случиться давным-давно, да на всё Божья воля. Я побывала на Пинеге. Много лет назад я добралась-таки до Карпогор, заночевала в большом крестьянском доме, куда слетелись учителя района на свой осенний сбор (наверное, это была здешняя школа).
Погода стояла дождливая, неуютная. К моему разочарованию, никакой транспорт никуда не двигался: самолёты не летали (в те годы они ещё не были списаны), катера не ходили ни вверх, ни вниз. А в моих планах было добраться до Суры.
Учителя «обрадовали»: приехала-де я не в сезон. А когда он, сезон-то, тоже точно не знали. Это вроде бы тогда, когда Пинега разольётся на неделю-другую. Происходит это не по расписанию, а когда как. Вот тогда я уже почувствовала непростой характер этой северной реки.