Мой призрачный рай
Шрифт:
Я целуюсь с мужчиной. Знаю, что не должна этого делать, что разум всячески сопротивляется, но ничего не могу поделать со своим желанием. Страсть завладела мной. Его губы терзают мои так нежно и настойчиво. Я плавлюсь от прикосновения его рук. Я льну к нему, как кошка в приступе любви к хозяину. Силюсь открыть глаза, чтобы рассмотреть его лицо и не могу. Веки налились тяжестью, голова кружится…
Он отрывает меня от себя и оставляет одну. Я, ослепшая, хватаю руками воздух вокруг себя,
Я хочу закричать и не могу. Даже мычания не вырываются из горла. Мне страшно, дышать нечем. Я покрываюсь потом и пытаюсь идти. Но куда идти, если не могу смотреть вперед? Глаза по-прежнему остаются закрытыми.
Страшный гром сотрясает все вокруг. Я понимаю, что настал последний момент, после которого все исчезнет. Пытаюсь подумать о самом важном и понимаю, что нет такого. Гром накатывает раз за разом, становится все ближе. Вот сейчас он раздастся совсем рядом, и я умру, так и не осознав, что же в моей жизни самое главное…
Я открыла глаза и с облегчением поняла, что это всего лишь сон, из разряда дурацких. Только потом до меня дошло, что снаружи свирепствует гроза, раскалывая небо молнией и сотрясая пространство громом. Следующим, что осознала, явился стук в дверь и истошный Олесин вопль:
– Люська, пусти меня, если не хочешь, чтобы утонула тут.
Я вскочила с дивана, окончательно просыпаясь, и побежала к двери.
– Ты чего это запираешься? – спросила мокрая Олеся. Вода стекала с нее ручьями, образовывая на полу лужу. – Там такой кошмар творится! – кивнула она в сторону двери. – Веранду поливает, как из ведра. Меня чуть не унесло ветром. Боюсь, нашей оранжерее придет кирдык. Так чего это ты под замком сидишь?
– Быстро в душ! А я приготовлю пока чай, - погнала я ее вместо ответа. – Потом расскажу.
Олеся послушно прошлепала мокрыми ногами по полу и скрылась в ванной.
Я сидела на кухне и ждала подругу. А еще завидовала ей со страшной силой, слушая, как она плещется в душе, напевая веселую песенку. Она жила сегодняшним днем, не задумываясь о том, что будет завтра. Любила своего Серхио, он, по всей видимости, любил ее. Наверное, в этом и заключается счастье, когда человек беспечен и весел. И даже буйство стихии не наталкивает его на мысли о вечном. Как меня… От чего это зависит? От характера, от воспитания? Или я и Олеся в корне по-разному воспринимаем жизнь? Почему даже в те моменты, когда все хорошо, я не могу не думать, как будет завтра, не испортит ли какое-нибудь событие мое настроение?
Чем больше я размышляла, тем сильнее склонялась к мысли, что у одинокого человека, каким я себя считала, тридцать лет – переломный возраст. До этого рубежа ты не задумываешься о глобальном, но стоит перевалить его, как начинает казаться, что жизнь не удалась. И дело не в том, как ты живешь, а в том, кто находится с тобой рядом. Со мной не было никого, и я с ужасом это осознавала. Мне пошел четвертый десяток, а я так ничего и не добилась в жизни. И ладно бы делала карьеру… Так нет же, работаю рядовым рекламным агентом,
– А где мои бутерброды? – прервала Олеся ход моих безрадостных мыслей. – Я голодная, как волк.
– Что ж тебя Серхио-то не накормил? – рассмеялась я, доставая из холодильника сковороду с картошкой. Ее я нажарила в обед. После борща это второе мое любимое блюдо.
– У нас были дела поважнее, - довольно потянулась она.
Уточнять, какие именно дела она имеет в виду, не стала. Ни к чему подпитывать зависть. Вместо этого наложила картошки в тарелку и поставила в микроволновку.
– Рассказывай, чем занималась, - велела Олеся, уплетая горячую картошку. – И, кстати, почему заперлась-то? – вспомнила она и выжидательно уставилась на меня.
Скрывать не имело смысла. Я рассказала ей и про визит Марко, не скрывая отвратительных подробностей, и про разговор с Дарио. Против обыкновения, Олеся не перебивала. Она даже не смотрела на меня, занятая картошкой. Только крепче сжимала вилку, судя по побелевшим костяшкам ее пальцев.
– Слушай, - серьезно посмотрела на меня Олеся, когда я закончила не очень длинный рассказ. – Так больше не может продолжаться. С этим козлом нужно что-то делать!
– Ума не приложу, как от него избавиться.
Мне действительно казалось, что процесс бесконечный. Сколько бы я не намекала Марко, что он мне неприятен, ничего не изменится, пока мы не уедем с острова. Говорить открыто я боялась, с памятного вечера он перестал казаться безобидным. Больше того, подозревала, что с психикой у него не все в порядке. Сегодняшний спектакль являлся тому подтверждением.
– Нужно сказать Алессандро, - уверенно проговорила Олеся.
– Ни за что! – мгновенно отреагировала я. – Ты не станешь разговаривать с ним, как и я тоже!
– Интересно, почему? – нахально переспросила подруга. – Кто мне-то может запретить? Если ты ведешь себя, как дура, то я что, должна подражать тебе?
– Если ты хоть что-нибудь скажешь ему, можешь забыть про меня. Поняла?
Я не шутила и разозлилась неслабо. Сама не отдавала себе отчет, почему до такой степени идея Олеси показалась мне бредовой. Одно знала наверняка – вмешивать в это дело и вообще в свою жизнь Алессандро не хочу. Неприятно лишний раз вспоминать о нем. Видеть его тоже не хотелось. Лучше всего забыть о вынужденном знакомстве, выкинуть из головы. Если бы не обещание, данное ему, так сказать, долг чести, я бы так и поступила – совершенно перестала бы о нем думать.
– Не понимаю, чего ты так бесишься? – Олеся с обидой надула губы. – Я вообще-то хочу как лучше… Ладно, не хочешь Алессандро, давай расскажем Дарио.
– И что? Он-то чем сможет помочь в этой ситуации? Олесь, - устало вздохнула я, жалея, что все ей рассказала, – давай не будем навешивать наши проблемы на посторонних людей. Не хочу я никого напрягать, понимаешь? Как-нибудь сама выкручусь, не переживай.
Говорить-то я говорила, а вот уверенности не испытывала. Казалось, меня загнали в тупик, и никогда уже не выпустят. А еще я вдруг поняла, что жизнь моя сильно изменилась. Даже вернувшись домой, я не смогу стать прежней.