Мой Рагнарёк
Шрифт:
Впервые я увидел всех Олимпийцев одновременно. Впрочем, не всех. Троих уже навсегда вычеркнули из списка бессмертных умелые руки таинственных убийц, а безумная Персефона, покинувшая Аид вместе с мертвецами, так и не объявилась у нас. Впрочем, насколько мне было известно, она вообще нигде не объявилась, а ее следы обрывались в мокром песке на берегу Леты.
Мои союзники представляли собой весьма причудливое зрелище. Афина снова превратилась в загорелого Марлона Брандо и теперь снисходительно косилась на своих сородичей. Они и правда выглядели не столь внушительно, особенно Арес, которому внезапно взбрело в голову напялить на себя пышное тело белокурой девы. Возможно, ему просто
Я открыл было рот, чтобы приказать ему принять пристойный вид, но потом (уже в который раз) напомнил себе, что сейчас не время для ссор. А с этого дурня Ареса сталось бы затеять долгую свару, ему только повод дай!
Зевс прибыл последним. Хмурил кустистые брови, вел себя так, словно попал сюда совершенно случайно. Хорошо, хоть не стал спрашивать меня, кто все эти незнакомцы. С него бы сталось.
Поначалу Зевс и слышать не хотел ни о каких собраниях. Дескать, если бы он считал, что Олимпийцам нужно собраться вместе, призвал бы всех к себе, и дело с концом! Он бы, пожалуй, вовсе не пришел, если бы не мое заклинание, позволяющее убедить самого несговорчивого собеседника. Когда я был молод, это заклинание действовало только на людей и гномов. Впрочем, некоторые турсы впадали от него в оцепенение и умолкали навсегда, а тролли начинали плакать, как голодные дети. Но и Ванов, и моих родичей оно могло только насмешить. А вот Зевса яоколдовал так быстро, что он ничего не успел заподозрить. Ябыл разочарован: никогда не сомневался, что смогу его одолеть, но не ожидал, что это будет так легко.
Все напряженно молчали, выжидающе уставившись на меня. Судя по всему, мне до сих пор не слишком-то доверяли. Ничего удивительного: я был для них чужаком. Дружественным, но слишком могущественным, чтобы сойти за своего. Правда, я стал личным гостем Афины, а насколько я успел разобраться в сложных взаимоотношениях своих новых приятелей, это была наилучшая рекомендация. Афина – единственная, от кого никогда не требуют объяснений. Считается, что она всегда права, что бы ни учудила.
Все это хорошо, но своим меня Олимпийцы так и не признали. До сегодняшнего дня такое отношение не вызывало у меня возражений. Я и сам предпочитал сохранять дистанцию. Положение чужака развязывает руки, поскольку ни к чему не обязывает – так я считаю.
Но сегодня вечером мне требовалось их полное доверие. Ятвердо решил развязать войну, не дожидаясь Дня судьбы, и теперь предстояло убедить Олимпийцев, что эта война нужна не только мне одному.
Сперва я завел речь о таинственных убийцах и моей руне, которая наконец-то их остановила. Поначалу Олимпийцы не желали мне верить. Я не стал гневаться. Когда дела идут все хуже и хуже, хорошие новости раздражают, как нелепые пожелания долголетия у одра смертника, это мне ведомо. Иногда обреченный боится надежды, которая может причинить душевную боль. Немудрено, что Олимпийцы предпочитали считать спокойствие минувшей ночи счастливой случайностью и гадать, кто станет следующей жертвой.
Но Афина подробно рассказала своим родичам о том, как пронзительно визжала маленькая темнолицая девка с веретенами, напоровшись на мою руну. Упомянула она и незнакомца, который явился невесть откуда, чтобы сообщить имена наших убийц и снова исчезнуть. Олимпийцы удивленно переглянулись и тут же принялись судачить: кто бы это мог быть?
– Выходит, теперь ты уверена, что
Он пристально посмотрел на меня и наконец задал вопрос, который с самого начала крутился у него на языке:
– Но тогда почему ты с самого начала не защитил нас, Один?
Я скрипнул зубами от ярости: что я действительно ненавижу, так это препираться с дурнем из числа тех, кого куда легче убить, чем вразумить! Но поскольку дурнем на сей раз был Зевс, остаток силы которого мог бы мне пригодиться, пришлось снова втолковывать ему, что мои руны не могут остановить того, чье имя им неизвестно.
– Так получается, если завтра к нам заявится новый безымянный охотник, твои руны его не остановят? Плохо наше дело! – Зевс окончательно помрачнел.
– Что ж, в любом случае их число не бесконечно, – заметила Афина. – А наш щедрый гость назвал нам так много имен! И если даже он не упомянул кого-то из них – невелика беда. Он оставил мне свои книги, в которых черным по белому написаны имена наших таинственных врагов. И еще много имен, знакомых моему уху и совершенно мне неизвестных. Кстати, все твои имена, Юпитер, там тоже имеются. Да и мои.
– А мои? – ревниво спросил Аполлон.
– Не переживай, Мусагет, и тебя не забыли. Обо всех нас там написано. И вот что удивительно: имена наши названы верно, но в остальном не так уж они и правдивы, эти книги! Впрочем, их прежний владелец честно предупредил меня об этом с самого начала.
Я укоризненно покосился на Афину: прежде она не говорила мне, что наш гость оставил ей свои книги. Невелик секрет, могла бы и поделиться.
Что ж, в любом случае это была великая удача: в глубине души я, как и Зевс, опасался, что в один прекрасный день появится враг, чье имя нам неизвестно, и все начнется сначала.
– Хорошо, что у нас есть эта защита, – улыбнулся Гермес. – Думаю, я должен сказать тебе спасибо, Один. Кроме меня, пока никто не собрался, не знаю уж почему. Но ведь мы не можем все время сидеть взаперти на своих амбах! Думаю, до этих ночных охотников скоро дойдет, что нас можно подстеречь где-нибудь на свежем воздухе. Когда утром ты приглашал меня на этот совет, Один, ты обмолвился, что знаешь выход.
– Разумеется. Отчасти именно поэтому я и хотел, чтобы вы собрались все вместе. Защитная руна над входом в дом – не так уж плохо. Но если начертить ее на груди, это раз и навсегда решит дело.
– Как это – «на груди»? – удивилась Афина.
– А вот так.
Я неторопливо извлек из-за пояса нож, распахнул плащ, расстегнул рубаху и одним движением нарисовал руну Эйваз на собственной груди острым концом холодного лезвия. Краем глаза я заметил, что Олимпийцы смотрят на меня как завороженные, а потом перестал обращать на них внимание. Мне пришлось склонить голову, чтобы прошептать имена наших врагов могущественному кровоточащему узору, только что родившемуся на моем теле. Через несколько минут я покончил с делом и сказал Олимпийцам:
– Теперь ни одна из этих тварей не сможет даже приблизиться ко мне на расстояние вытянутой руки.
– С чем тебя и поздравляю, – осклабился Аполлон. – Но неужели ты думаешь, что мы позволим тебе чертить свои колдовские знаки на наших телах?
– Дело хозяйское, – холодно ответил я. – Если тебе по душе все время озираться по сторонам в поисках неизвестного охотника на твою голову или сидеть сиднем на своей амбе – что ж, на здоровье, красавчик!
– Но пойми, Один, то, что ты предлагаешь, совершенно невозможно, – вмешалась Афина. – Мы не можем позволить тебе оставить на наших телах твои руны. Кто знает, какую власть над нами ты можешь получить, если…