Мой ректор военной академии. Часть вторая
Шрифт:
— Это просто знание истории. Законы, в принципе, везде одни и те же…
Мы замолчали. Дворники жалобно скребли лобовое стекло. Машина, в которой мы ехали, была огромной. Шофер и охранник — впереди. Император — на одном из сидений, я — на другом. Пашка уставился в окно, где «хороводили снег с дождем». Надо же… В Питере — конец января. Люди уже отпраздновали Новый год — а я даже не вспомнила про любимый когда-то праздник. Забыла обо всем, околдованная нежданной, нечаянной любовью и упоительными отношениями
И все же — сказка закончилось. Надо жить дальше. И я решила вернуться назад, в свой мир, к своей обычной жизни. Где не было уютного поместья, красивых, но неудобных платьев в стиле ампир. Где отражение в зеркале не сообщало, что я прекрасная принцесса. Где еще можно было вздрагивать, услышав шаги, надеяться — на то, что это шаги Ричарда… Он войдет, улыбнется — и скажет, что все произошедшее было… недоразумением. И попросит прощения. А я улыбнусь ему в ответ — и найду в себе силы простить…
Все это было. Но все это было слишком сказочно… даже для сказки… Двенадцать часов пробили — только как-то не вовремя. Настало время превращаться в тыкву…
Тоже мне, Золушка…Так, — не ругаться, даже в мыслях — сына ругаю, а сама… У той хоть туфелька была. Хоть какая-то, но надежда. А у меня?
Что-то холодное и мокрое поползло по щеке. Быстро прижалась к ней тыльной стороной ладони. Не хватало еще, чтоб заметил сын или император. На темно-синем камне перстня предательски сверкнув, уютно устроилась слезинка. Я смахнула ее большим пальцем, ощутила гладкую, прохладную поверхность, утонула взглядом в глубокой синеве…
У меня есть перстень! Ну что, друг…Не подведешь? И тут камень подмигнул, полыхнул ярко-синим облачком, и стало так тепло, так радостно! Йо-ху, — а у меня есть волшебный перстень, — он синий-синий, он круче какого-то там стеклянного тапка тридцать четвертого размера!
Гордая Золушка отклонила предложение императора Тигверда о предоставлении поместья, дающего право на титул, и от немаленького — даже по меркам Империи, дохода.
Оставаться в мире, где была уничтожена любовь… Слишком больно.
Мы с Фредериком спорили несколько дней. В результате теперь зовем друг друга по именам. Как-то получилось само собой. И я вытребовала себе разрешение вернуться.
Окончательно же решилась настоять на своем после того, как однажды услышала от Его Величества: «Вы невозможно упрямая женщина!»…Это было сказано с абсолютно теми же интонациями, что и у сына. И тем же голосом. Когда в пылу спора он первый раз мне это заявил — я почувствовала, как в сердце словно что-то вонзилось. Закрыла глаза руками. Ушла в спальню. И сутки ни с кем не говорила.
Потом вышла — спокойная как удав — и сообщила, что ухожу. Фредерик посмотрел мне в глаза, прошипел какое-то ругательство на незнакомом языке. Затем величественно изрек, что отправляется в Петербург со мной. Проследить, как устроюсь, обеспечить безопасность, и вернуть мне мою жизнь.
Паша согласился покинуть империю. Решение было трудным. Он привык к Академии, привык к магии. Но сын пошел мне навстречу. Как будто понимал, что не могу я его оставить. И остаться — тоже не могу. Рэм же… Если бы Ричард не исчез, юный герцог вызвал бы ректора своей собственной академии на дуэль.
Я советовалась с ним, четырнадцатилетним мальчишкой. Спрашивала, что мне делать? Что делать с Пашей. Как быть с ним — наследником герцогства? Где ему безопаснее? Сошлись на том, что Паша пока отправляется со мной. А Рэм остается там, где безопаснее — в Академии.
Первым этапом в наш мир были отправлены люди графа Крайома — начальника службы безопасности императора. Разобраться с теми, кто мог вести на меня и на мальчиков охоту. И попутно объяснить заинтересованным лицам, что этого делать не стоит.
Вторым — я, Паша и Император. Все вместе отправились к родителям, чтобы организовать счастливое воссоединение семьи. Я нервничала. Все время думала о том, что мама и папа считают меня погибшей. И что за покалеченный мальчик у них появился? Они думают, что я — умерла, а этот мальчик — Паша? От этой мысли все холодело внутри…
У родителей был дом по Киевскому шоссе, немного не доезжая Гатчины. И вот мы упорно стояли в пробке. Кто-то кому-то не уступил — впереди было несколько аварий. И теперь все ползли медленно-медленно, обучаясь терпению.
Через окно автомобиля я смотрела на низкое, белесое небо. Хмурое — и родное. Я по нему скучала… Оно, в отличие от жизни в империи Тигвердов и внезапно приключившейся безумной любви — было реальным.
— Мама, — а как мы все будем объяснять бабушке и дедушке? — пробился через мои мысли голос Паши.
— Не знаю, сынок.
— Доверьтесь мне, — отозвался император. — Я в ваш мир прибыл в том числе и для этого.
Это свершилось. Мы доползли!
Кортежем из трех огромных бронированных машин перегородили узкую улочку с высокими заборами.
Калитка была заперта. Я нажала на звонок. За забором раздался злобный рык отцовской овчарки.
— Грей, — хрипло прошептала я, в горле пересохло, глаза защипало. — Греюшка, ты что?
— Мам, — он нас реально не узнает? — растерялся сын.
— Работал кто-то очень сильный, — с удовольствием потянулся император. И неожиданно чихнул.
Это было так… невозможно, что мы с Пашей одновременно хихикнули.
— Что ж я — не человек что ли, — обиделся повелитель империи Тигвердов. — У вас тут воздух невозможный. Тяжелый. Чем пахнет?