Мой ректор военной академии
Шрифт:
– Красив, - восхитилась я.
– Надменен, но красив.
– Еще и беспощаден, - покачал головой герцог маленького, но свободолюбивого государства, что издавна боролись за свою независимость с империей.
– А у нас орел двуглавый, - пробормотал под нос сын.
– Мам, а они чем-то похожи, не находишь?
– Оба обозначают могущество и власть, может, еще независимость своей страны - крылья-то расправлены, - пожала я плечами.
– Цвета - золотой и черный.
– Птички, - рассмеялся мой неисправимый сын - и на этом мы влились в поток гуляющих.
И мы неспешно пошли
Вообще, если не слушать чужую речь и не смотреть на людей в одежде, которую у нас не носили лет двести, то можно было представить, что мы дома. А все произошедшее с нами - это лишь сон. Странный, но увлекательный.
Я опустилась на скамейку, опоясывающую раскидистое дерево. Рэм и Пауль посмотрели на меня насмешливо - и унеслись, перед этим побросав захваченные из дома шпаги рядом со мной.
Закрыла глаза - прислушалась к звукам окружающего меня мира.
Играл оркестр - что-то на три такта, очень похожее на вальс. В кронах деревьев легко шумел ветер. С этими звуками переплетался неспешный гул голосов, в котором время от времени слышались счастливые, даже ликующие детские крики.
Подбежал Паша... Нет, мы договорились, что здесь, в этом мире, он Пауль... Такое имя у них было. Значит, надо называть его как положено, даже наедине или в уме... Подбежал Пауль, взял со скамейки, где я сидела, шпаги - и унесся к Рэму. Фехтование было у моего сына... больше, чем увлечением. Он им жил. Тренировки в школе олимпийского резерва - пожалуй, единственно, чем он был увлечен. А Рэму хорошо фехтовать было положено по статусу. И в этом мире, как я поняла, сражались холодным оружием. И магией.
Я прикрыла глаза, впитывая неяркое осеннее солнышко, и попросила кого-то:
– Пусть все обойдется... Пожалуйста, пусть все будет хорошо...
– Да неужели я много прошу, - услышала я рядом с собой раздраженное мужское брюзжание.
– С точки зрения обороны страны или организации учебного процесса - это вообще мелочи... Так нет же!
Я распахнула глаза и с огромным интересом посмотрела на того, кому организация обороны страны и учебного процесса - равнозначные понятия. Как преподаватель я с ним вполне согласна. А что - человек однозначно понимает, о чем рассуждает... Приятно.
– Вот скажите мне, - обратился вдруг ко мне мужчина.
– Как вы делаете так, чтобы прислуга вела себя адекватно: делала то, что приказано и не лезла туда, куда не надо? И, главное, чтобы они не варили мне на завтрак овсянку?
– Что?
– изумилась я.
– Простите за бестактность и крайнее нарушение приличий, - резко и недовольно замотал головой незнакомец.
– Мне попросту не к кому обратиться.
– Ничего страшного, - уставилась я на него.
Не сказать, что внезапно заговоривший со мной был красив. Слишком твердые губы, слишком узкие. Нос... Скорее выразительный и... большеватый. Отметила высокий рост, широкий разворот плеч, гордую осанку. Недовольные черные глаза - сверкающие. И в довершении портрета - светлые волосы, достаточно длинные, чуть вьющиеся на затылке. Странного серебристого оттенка. Блонди-и-ин? Или седина с таким интересным отливом?
И, главное, смотрит так требовательно... Нетерпеливо дожидаясь ответа.
– Я просто не понимаю сути проблемы, - заговорила я.
– Думаю, если четко поставить задачу и несколько раз проследить за правильностью исполнения, то можно всего добиться.
– Золотые слова, - пробормотал мужчина.
– Только вот у меня не получается. Понимаете, я хочу покоя. Хотя бы вечером. И не хочу знать, как ведется домашнее хозяйство. Но у меня складывается ощущение, что прислуга делает мне все назло. И камердинер мне только что доложил, что очередная экономка собрала вещи. И ушла. А теперь мне отказалось помогать агентство по найму. Дескать, я выдвигаю непосильные требования.
Против моей воли - я видела, что мужчина по-настоящему расстроен и весьма раздражен - и злить его еще больше было бы глупо - мои губы расплылись в улыбке. Он с таким возмущением проговорил "экономка ушла", будто его, по меньшей мере, жена бросила.
Я хихикнула. И тут же сказала:
– Простите.
– Вы считаете, что это и не проблема вовсе?
– словно прочитав мои мысли, спросил мужчина.
– Не то, чтобы да...
– аккуратно сказала я.
Тут его взгляд сместился - и из возмущенного стал настороженно-любопытным. К нам, не убрав шпаги в ножны, подходили Рэм и Пауль. И у меня язык не повернулся назвать их мальчиками - это были молодые мужчины, собравшиеся защищать то, что им дорого - меня.
– Смотрите, как правильно заходят, - с непонятным восторгом проговорил мужчина.
– С двух сторон, боком. С правого плеча. Это?
– Мои сыновья, - поднялась я со скамейки.
– Молодые люди, - чуть склонил голову мужчина, когда Рэм и Пауль приблизились достаточно.
– Я не представляю угрозы. Конечно, проявил бестактность, заговорив с вашей матушкой, не будучи ей представленным, но, я надеюсь, вы извините мне это.
– С кем имеем честь?
– холодно поинтересовался Рэм.
Брови незнакомца взлетели вверх. Лицо приобрело выражения смеси крайнего удивления, легкого раздражения. И... восторга, что ли...
– Какая восхитительная...
– Гордость, - перебила я его, опасаясь, что Рэм сейчас окончательно сорвется.
– Именно она, милорд. Больше попросту, у нас ничего не осталось. Хорошего вам дня.
И я отвернулась от него, показывая, что разговор окончен.
– Молодые люди, - обратилась я уже к мальчикам.
– Мне ничего не угрожает. Можете продолжать свои упражнения.
Я решила, что мальчишек надо убрать - еще нам ссоры, которая привлечет внимание, не хватало...
Рэм и Пауль коротко поклонились и отошли.
Мужчина остался на месте.
– Простите, если показался грубым, - вдруг сказал он.
– Я - Ричард Фредерик Рэ, лорд Верд, бастард его Величества.
– Вероника Лиззард, - представилась я.
– Вот так... А почему выдуманным именем-то?
– скривился мужчина.
– Вы - явно дворянка - и по манерам, и по одежде. А такого имени в перечне дворянских родов попросту нет.