Мой роман, или Разнообразие английской жизни
Шрифт:
Последние слова произнесены были в сторону.
– Как бы то ни было, мистер Лесли, сказал Эвенель, переменив тон: – я не хочу оскорблять ваших чувств. Что касается чувств господина барона, они давно загрубели в нем, в различного рода испытаниях.
– Несмотря на то, сказал барон, присоединяясь к общему смеху, возбуждаемому непринужденными выражениями предполагаемого Икса:– несмотря на то, я все-таки скажу вам пословицу: «полюби меня, полюби мою собаку», любишь меня, люби и моего Эджертона.
Рандаль испугался. Его острый слух и тонкая проницательность улавливали что-то лукавое и враждебное в тоне, которым Леви произнес это равносильное сравнение, и его взор обратился к барону. Барон наклонил лицо свое и находился в невозмутимом расположении духа.
Но вот гости встали из за стола. Четыре молодых нобльмена были приглашены куда-то, и потому условились откланяться хозяину дома, не входя в гостиную. Как монады – говорит теория Гёте – по сходству своему, имеют непреодолимое влечение друг к другу, так и эти беспечные дети удовольствия, встав из за обеда, по общему влечению, приблизились друг к другу и сгруппировались подле камина. Рандаль задумчиво стал поодаль от них. Остроумный молодой человек сквозь лорнетку рассматривал картины. Мистер Эвенель отвел барона к буфету и шепотом заговорил с ним о чем-то серьёзном. Эгог разговор не скрылся от внимания молодых джентльменов, собравшихся вокруг камина: они взглянули друг на друга.
– Вероятно, они говорят о процентах по поводу возобновления наших векселей, сказал один из них, sotta voce.
– Икс, как кажется, хороший малый, сказал другой.
– Он, кажется, богат, зато и не лезет в карман за словами, заметил третий.
– Выражается без принуждения, как и вообще все богачи.
– Праведное небо! воскликнул Спендквикк, который внимательно следил за каждым движением Эвенеля. – Взгляните, взгляните: Икс вынимает свой бумажник. Он идет сюда. Поверьте, что наши векселя в его руках. Срок моему векселю завтра.
– И моему тоже, сказал другой, в сильном смущении. – Помилуйте, это ни на что не похоже!
Между тем Эвенель, оставив барона, который, по видимому, старался удержать его и, не успев в этом, отвернулся в сторону, как будто для того, чтобы не видеть движений Ричарда – обстоятельство, неизбегнувшее внимания группы и еще более подтверждавшее все их подозрения и опасения, – мистер Эвенель, говорю я, с серьёзным, задумчивым видом и медленным шагом, приблизился к группе. Грудь лорда Спендквикка и сочувствующих ему друзей сильно волновалась. С бумажником в руке, содержание которого грозило чем-то необыкновенно страшным, шаг за шагом подходил Дикк Эвенель к камину. Группа стояла безмолвно, под влиянием непреодолимого ужаса.
– Гм! произнес Эвенель, чтобы очистить голос.
– Куда как мне не нравится это «гм»! едва слышным голосом произнес Спендквикк.
– Мне очень лестно, джентльмены, познакомиться с вами, сказал Дикк, учтиво кланяясь.
Джентльмены, к которым относились эти слова, в свою очередь, низко поклонились.
– Мой друг барон полагал, что теперь неудобно….
Эвенель остановился. В этот момент вы одним перышком могли бы сбить с ног этих джентльменов.
– Впрочем, снова начал Эвенель, не коичив прежней своей мысли: – я поставил себе за правило в жизни никогда не терять возможности пользоваться хорошим случаем, – короче сказать, я намерен воспользоваться настоящей минутой. И, прибавил он с улыбкой, которая оледеняла кровь в жилах Спендквикка: – это правило сделало из меня самого радушного человека! Поэтому, джентльмены, позвольте мне представить вам каждому по одному из этих…
Руки джентльменов спрятались назад, как вдруг, к невыразимому восторгу, Дик заключил свою речь следующими словами:
– Извольте видеть, это маленький soir'ee dansante.
И вместе с этим он протянул четыре пригласительные карточки.
– С величайшим удовольствием! воскликнул Спендквикк. – Я вообще небольшой охотник до танцев; но, чтоб сделать удовольствие Иксу…. то есть я хочу сказать, чтоб короче познакомиться с вами, сэр, я готов танцовать на канате!
Энтузиазм Спендквикка возбудил сильный смех, который кончился принятием карточек и пожатием рук с Эвеыелем.
– Вы, сколько я мог судить, непохожи на танцора, сказал Эвенель, обращаясь к остроумному молодому человеку, который был несколько тучен и имел расположение к подагре, как и вообще все остроумные люди, которые в течение недели проводят пять дней на званых обедах: – вместо танцев мы превосходно с вами поужинаем.
Молодой человек, оскорбленный грубым возражением Эвенеля во время обеда, пренебрег этим предложением и отвечал весьма сухо, что «каждый час его времени имеет уже давно свое назначение». Сделав принужденный поклон барону, он удалился. Прочие гости, в самом приятном расположении духа, поспешили сесть в свои кабриолеты, Лесли вышел вслед за ними; но в приемной барон остановил его.
– Останьтесь здесь, мистер Лесли, сказал он: – мне нужно поговорить с вами.
Барон пошел в гостиную; мистер Лесли последовал за ним.
– Не правда ли, приятные молодые люди, сказал Леви, с едва заметной улыбкой, опустившись в покойное кресло и поправляя огонь в камине: – и вовсе не горды; одно только жаль, что чересчур много обязаны мне. Да, мистер Лесли, они должны мне очень, очень много. А propos: я имел весьца длинный разговор с Франком Гэзельденом. Кажется, что я могу поправить его дела. По наведенным справкам, оказывается, что вы были совершенно правы: казино действительно записано на Франка. Это его наследственное именье. Он может распоряжаться правом на наследство, как ему угодно. Так что в наших условиях никакого не может встретиться затруднения.
– Однако, я сказал вам, что Франк совестится делать займы, рассчитывая на смерть своего отца.
– Ах, да! действительно вы говорили. Сыновняя любовь! А я, признаюсь, в серьёзных делах никогда не принимаю в рассчет этого обстоятельства. Знаете ли, что подобная совестливость хотя и в высшей степени приносит честь человеческой натуре, но совершенно исчезает, лишь только откроется перспектива долговой тюрьмы. К тому же, как вы сами весьма основательно заметили, наш умный молодой друг влюблен в маркизу ди-Негра.
– Разве он говорил вам об этом?
– Нет, он не говорил; но мне сказала сама маркиза.
– А вы знакомы с ней?
– Я знакомь с весьма многими особами в самом высшем кругу общества, – особами, которые от времени до времени нуждаются в друге, который мог бы привести в порядок их запутанные дела. Собрав достоверные сведения касательно гэзельденской вотчины (извините мое благоразумие), я подделался к маркизе и скупил её векселя.
– Неужели вы это сделали?… вы удивляете меня.