Мой Русский Путь
Шрифт:
В 2005 году мы с Сергеем Юрьевичем Дианиным и его женой Наташей отправляемся в Давыдово. Директор музея потрясена. Она не знала о существовании Павла Александровича Дианина: чтобы избежать неприятностей, Сергей Александрович никогда не рассказывал жителям Давыдова о своем сводном брате, живущем во Франции.
В музее две большие комнаты: первая посвящена Бородину, вторая – Дианиным. В ней, помимо портрета Павла Афанасьевича, общего предка и первого священника села Давыдова, сейчас висят фотографии Павла Александровича, моего дедушки, и Кирилла Павловича, моего отца.
Жизнь в Давыдове идет своим чередом, и центр этой жизни – внушительная Преображенская церковь,
С братом Степаном (слева). Париж, 1980 г.
Мученики
Окунемся в 1975 год. Мне 13 лет. Запад переживает «кризис Церкви». Христианство – само христианство, а не только его храмы – разрушают, «взрывают» известные священники, епископы и кардиналы, которые утратили веру, но по дьявольскому наущению остаются в Церкви, чтобы уничтожать ее изнутри.
Один из наших школьных учителей, решивший спасти нашу христианскую идентичность, приглашает группу специалистов рассказать нам о гонениях на верующих в СССР. Нам показывают слайды разрушенных и взорванных церквей, на этот раз в прямом смысле слова. Нам показывают фотографии психушек, где «лечат» христиан, упорствующих в вере. Нам показывают портреты мучеников – православных, католиков, протестантов, – истерзанных за верность Евангелию.
На перемене, вместо того чтобы побежать с ребятами играть в футбол, я укрываюсь в углу школьного двора. Я чувствую сердцем и телом, как некто незнакомый овладевает моей душой. Я больше не прежний. Я испытываю огромную скорбь и огромную радость. Меня охватывает Святой Дух, Он пробуждает и встряхивает меня. Но я ничего не знаю о Святом Духе.
Мученики вошли в мою жизнь подобно стреле, пронзающей тело.
В западном мире, который обрушивается под грузом материализма, легкой жизни и ненасытной жажды удовольствий, мученики станут моим спасением. Христианство для меня – уже не тот разлагающийся труп, что я вижу повсюду вокруг себя. Христианство – это всепобеждающий Крест, высящийся над Голгофой XX века. Это ярко-красная кровь верности милосердию и любви Божией.
Мое христианское воспитание минимально. Дома о Боге не говорят. В школе говорят, но никто не знает, о чем идет речь: нас не учат христианской вере и нравственности. Про добродетели и заповеди молчат. Я знаю, что есть три важных понятия: вера, надежда и любовь. Но то, что о них рассказывают, неубедительно: это всего лишь политическое пустословие.
Мученики. Я смотрю на них, только на них и повсюду ощущаю их присутствие и поддержку.
«Русская идея»
Школа для меня – ад. Несмотря на огромные усилия, по всем предметам я предпоследний в классе. Я силен только в плавании – в плавании я первый.
Я учу английский, но мне не разрешают взять немецкий вторым языком. «Для идиотов у нас испанский, а не немецкий!» – вот что я слышу. Моя мать, раньше преподававшая испанский, в панике. Она прибегает в школу: «Мой сын будет учить немецкий! Испанскому я сама могу его научить!» Она побеждает. Я учу немецкий.
Мне плохо дается латынь. Этот язык мне отвратителен: никто не старается правильно произносить латинские слова под предлогом, что никто не знает, как их надо произносить. В наказание вместо латинского языка меня заставлют изучать технологию. На этот раз мать отступает.
Родители волнуются за мое будущее.
Видя, как я люблю рубить деревья и косить траву, они уже решили: я буду садовником.
Однажды я прошу бабушку Нину почитать мне что-нибудь по-русски. Она радостно улыбается и выбирает рассказ Чехова «Студент».
Вечер Страстной пятницы, холодно, опускается ночь. Студент духовной академии возвращается с охоты и останавливается погреться у костра, разложенного в поле. Рядом – две вдовы, мать и дочь, Василиса и Лукерья. Он беседует с ними, рассказывает о событиях, происшедших в Страстную пятницу во дворе первосвященника, когда предали Иисуса.
– «Точно так же в холодную ночь грелся у костра апостол Петр, – сказал студент, протягивая к огню руки. – Значит, и тогда было холодно. Ах, какая то была страшная ночь, бабушка! До чрезвычайности унылая, длинная ночь!»
Студент рассказывает об отречении Петра и о том, как он горько плакал. «Продолжая улыбаться, Василиса вдруг всхлипнула, слезы, крупные, изобильные, потекли у нее по щекам». Студент подумал, что «если она заплакала, то, значит, всё, происходившее в ту страшную ночь с Петром, имеет к ней какое-то отношение».
Затем студент продолжает путь к себе домой. Автор описывает пейзаж ранней весны, оттепель, чувства, охватывающие студента на дороге.
«Студент опять подумал, что если Василиса заплакала, а ее дочь смутилась, то, очевидно, то, о чем он только что рассказывал, что происходило девятнадцать веков назад, имеет отношение к настоящему – к обеим женщинам и, вероятно, к этой пустынной деревне, к нему самому, ко всем людям. Если старуха заплакала, то не потому, что он умеет трогательно рассказывать, а потому, что Петр ей близок, и потому, что она всем своим существом заинтересована в том, что происходило в душе Петра.
И радость вдруг заволновалась в его душе, и он даже остановился на минуту, чтобы перевести дух. Прошлое, думал он, связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой…
И чувство молодости, здоровья, силы, – ему было только 22 года, – и невыразимо сладкое ожидание счастья, неведомого, таинственного счастья овладевали им мало-помалу, и жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и полной высокого смысла» [8] .
8
А. Чехов, Студент. Собр. соч. Том 7. Повести и рассказы (1888–1891). М., 1956.
Нет действия, нет интриги, но Чехов вложил в четыре страницы этого рассказа всю красоту и всю правду, какую только мог.
Когда бабушка читает, я ничего не понимаю, но улавливаю ее необычное волнение и счастье, и решаю выучить русский язык. Она будет моим учителем.
Русский язык освобождает мой ум. Я начинаю интересоваться книгами. Я читаю произведения, которые захватывают меня, произведения, сильно отличающиеся от тех, что нас заставляют читать в школе.
В русской литературе меня поражает ее нравственное и христианское содержание. Она обращена к сердцу читателя, она стремится пробудить самое благородное в нем. Она пытается изменить его.