Мой самый любимый Лось
Шрифт:
На этот раз ее возбуждение слишком быстрое и острое, настолько острое, что наполняет ее кровь огнем. Анька выгибает поясницу и вопит от жестких немилосердных толчков, крепко зажмуривается и сжимается, содрогаясь во втором оргазме, чувствуя, как жесткие пальцы до боли стискивают ее бедра, наставляют синяки на ее ягодицах, и Лось кончает, толкаясь в нее грубо, жестко, сильно, так, что у нее перехватывает дыхание и теряется голос.
— Поели блинов, — шепчет Анька, но сама себя не слышит.
Глава 17. Мадам Лосиха
Утром Анька проснулась от звонка телефона.
Вечерняя
Даже если бы это был ее отец, она готова была послать его ко всем чертям. Ну, должно же быть у него чувств такта?! Ранний час, Лось рядом сопит…
Впрочем, положив руку на место, где должен был лежать Лось, Анька с некоторым изумлением еще толком не проснувшегося человека поняла, что Лося-то рядом и нет, и место его, прикрытое одеялом, уже успело остыть.
— Какого черта надо, — ответила она абоненту весьма неласково, не прекращая своих попыток вслепую нашарить Лося рядом. Может, в уголок закатился, кто его знает.
— Спишь еще?
Гаденький голос Акулы бодрит с утра больше ведра ледяной воды на голову, и уж тем более — лучше чашки кофе. От незатейливых слов, сказанных этим подлым, скользким голосом, в котором причудливо переплетались хорошо завуалированная угроза и сладкая, как отравленная мышьяком патока, угодливая вкрадчивость, Анька подлетела, как ошпаренная.
— Краба тебе за воротник! — рявкнула она, мгновенно просыпаясь и вытаращивая заспанные глаза. — Какого черта ты лезешь снова! Ну тебе что, мало показалось?! Серьезно?! Ты дебил?!
— Мало, — хмыкнул Акула, прерывая поток ее брани. — Куда мне больше — родной брат выставил из дома, выгнал как собаку.
Анька запнулась на миг, перед глазами встал Лось, неспешно расстегивающий куртку, стаскивающий заснеженную шапку с головы. Он что, лично вечером выкидывал трусишки Акулы на мороз? А потом, как ни в чем не бывало, лопал ее, Анькины, блины?
— Ты сам виноват, огрызнулась Анька. — Кто тебя просил устраивать этот цирк? Могли бы нормально существовать рядом, если бы ты вел себя по-человечески!
— Э-э-э, нет! — тихо и гадко засмеялся Акула, и у Аньки мороз по коже пробежал. Так в третьесортных фильмах ужасов смеются маньяки, говоря гадости жертве по телефону и наслаждаясь ее мучениями. — Мирно существовать мы не можем. Думаешь, я могу просто так смотреть, как женщина, которую я хочу, развлекается с моим братом?.. Я привык добиваться и получать то, чего хочу. Это вообще свойственно людям — хотеть и стремиться к тому, чтобы обладать объектом желания… Иногда хочется так сильно, что никакой здравый смысл не поможет остановиться, отступиться, — Акула снова тихо, озорно рассмеялся, словно ему удалась какая-то неимоверно остроумная шутка, и Анька нутром почуяла неладное. Можно было б заорать в панике — «что ты натворил?», — но те же самые фильмы ужасов научили ее, что именно этого и поджидают маньяки, и потому она смолчала, сглотнув ком, вставший в горле.
— Ингрид уже приехала? — прекратив ненормально ржать, поинтересовался Акула, видимо, утомившись ждать, когда жертва начнет слезно ему умолять выдать свои планы. — Вот кого слова и здравый смысл не останавливают, уж воистину…
— Какая Ингрид? — подозрительно произнесла Анька, и Акула снова разразился зловещим клекотом, видимо, ловя чистый кайф от этого ее вопроса. Наверное, он долго его ждал; смаковал и то, как она спросит, и то, что он ответит.
— О-о, дорогая! — со смехом выдавил он. — Добро пожаловать в нашу большую семью, где отщепенцев и изгоев намного больше, чем добропорядочных и надежных — таких, как Анри!
— Кто такая Ингрид? — упрямо повторила Анька, игнорируя Акульи витиеватые издевательства.
— Супруга Анри, — сладко-сладко ответил Акула, и Анька почувствовала, как под ней расступается, исчезает кровать, и она валится, летит прямиком в Ад, в страшный грохот, жар и скотский, сатанинский хохот. — Ты же не думала, что он дожил до тридцати двух лет, и у него за плечами нет ничего? А прошлое — чистый, незапятнанный лист? Нет? Что?! Серьезно, ты так думала?!
И Акула так и покатился со смеху, наслаждаясь ее потрясенным молчанием.
Однако Анька быстро оправилась от шока, намного быстрее, чем Акула досыта упился ее ужасом, смятением и болью. Может, она уже выработала иммунитет к его гадостям и грязным словам, и всегда помнила, с кем имеет дело, а может, мелькнувший на периферии памяти образ отца подействовал на нее как отрезвляющая оплеуха, и Анька вышла из ступора одним рывком, из липкого ломающего кошмара вернувшись в реальность.
— Не свисти, ротожопый, — так же грязно и агрессивно рыкнула, она, — если б Анри был женат, папа его б ко мне на пушечный выстрел не подпустил. А он сам помог Лосю меня сюда затащить.
— Как-как? — развеселился Акула, игнорируя Анькин козырь. — Лось?! Ты Лосем его называешь!?
И он издевательски расхохотался, заставив Аньку прикусить язычок и смутиться.
— Ну, бывшая жена, бывшая, — покладисто признался Акула. — Великолепная Ингид!..Эх, я б не прочь с ней кувыркнуться пару раз, знаешь, всегда любил таких — красивых, стильных…
— Ну, мне-то что, — все так же неласково рыкнула Анька, — до того, на кого твой вялый член еще способен реагировать?
— Ничего, — согласился Акула. — Конечно, ничего. Только Ингрид до сих пор влюблена в него, как кошка. Анри не часто приезжает в этот дом, совсем не часто. Но стоит ей узнать, что он тут, и никакие силы ее не удержат, она не упустит случая прикоснуться к своему божеству. Вот я и спрашиваю — она уже там? Уже вешается ему на шею? От ее слез уже потонул первый этаж?
Анька почувствовала себя так, будто в ее груди вместо сердца и легких горит кусок магмы, и если она сейчас разожмет крепко сомкнутые губы — раскаленная лава плеснется и сожжет все кругом.
— Ах ты, скунс же ты вонючий, — прошептала Анька, слушая в трубке счастливое акулье хрюканье, — бородавка ты на пятке у хорька!.. Это ты ей сказал, так?! Ты?!
— А что мне оставалось делать, — издеваясь, ответил он. — Анри меня выгнал на ночь глядя. Куда было идти? Конечно, к любимой, дорогой сестренке! За одно слово о том, что он приехал, Ингрид меня пустила и приняла — как это говорится у вас, у русских? — с распростертыми объятьями. Ну так что, она уже притащилась?