Мой суженый, мой ряженый

Бочарова Татьяна Александровна

— Тихо, тихо. Спи.

Она продолжала сидеть, разглядывая его лицо, насколько это можно было сделать в темноте. Почему она так любит его? Что в нем есть, чего не было в тех, других? Ведь не в привороженном же зелье дело, если говорить всерьез?

Нет, конечно. Дело в том, что Женька нуждается в ней. Нуждается остро и болезненно, как в воздухе, без которого невозможно дышать. Она с самого начала видела в его глазах тоску и одиночество — они ее поразили, заставили сердце сжиматься от жалости и сострадания. А потом произошло чудо — с ее любовью Женька вдруг

обрел силу и власть над ней же самой. Безграничную силу и безграничную власть.

А что, если он вовсе не тот, каким его видит Женя? Недаром мудрые мира сего считают, что влюбленный человек слеп и внушаем. Что, если на самом деле правы все: и Любка, и мама, и остальные — и он самый обыкновенный невежда и упрямец, которому не дано понять и оценить жажду знаний и успехов в других? А она пытается бороться с ним, доказывает что-то, как Дон-Кихот, состязающийся с ветряными мельницами!

Женя тихо вздохнула и переменила позу, давая отдых ноге, затекшей от долгого сидения. По полу ощутимо тянуло сквозняком, но уходить от Женьки ей не хотелось. У нее даже возникла крамольная и эгоистичная мысль осторожно разбудить его, однако Женя категорически запретила себе это: не хватало, чтобы еще и она превратилась в тиранку, удовлетворяющую любые свои прихоти.

Так прошло минут сорок. Женька по-прежнему мирно спал, и его сонное дыхание начало навевать дрему и на Женю. Зевая, она поднялась и вернулась к себе на тахту. Ее самочувствие на удивление улучшилось — озноб прошел, равно как и боль в горле. «Наверное, Женька, сам того не ведая, обладает экстрасенсорными способностями», — улыбнувшись, подумала Женя. Свернулась калачиком под одеялом и сладко уснула.

Она не слышала, как он уходил. Открыла глаза и увидела сложенное кресло. Горло больше не болело, но в теле все же ощущалась слабость, хотя и не такая, как вчера. Женя на всякий случай измерила температуру — оказалось тридцать семь и пять. «Ну вот, — удовлетворенно подытожила она, — на целый градус меньше».

Она не стала снимать Женькину рубашку, просто надела колготки и получилось, будто на ней короткий халатик. Женя оправила постель, покрыла ее пледом и опасливо выглянула из комнаты. Обычно по утрам в кухне шуровала Зинаида — намывала полы своим «Доместосом», остервенело терла и без того зеркальную плиту. Но сейчас в квартире было тихо.

Женя сбегала в ванную, наспех ополоснулась, опасаясь усугубить простуду, затем подогрела себе чай и доела остатки вчерашних голубцов. Шел десятый час. По плану у Жени сейчас должна была быть библиотека, но после вчерашнего жара и ломоты, она решила, что послушается Женьку и даст себе выходной.

Делать, однако, было абсолютно нечего. Женя полежала, посмотрела телевизор, пришила пару пуговиц к Женькиным рубашкам, вытерла пыль с тумбочки. Потом сбегала в прихожую и принесла оттуда свою сумку с конспектами и учебниками.

«Чем терять время, попробую позаниматься здесь». — Она разложила тетради и книги прямо на тахте, за неимением стола, и углубилась в работу. Через полчаса в коридоре скрипнула дверь. Послышались тяжелые,

шаркающие шаги.

«Зинаида встала, чтоб ей было пусто», — сердито подумала Женя, стараясь не отвлекаться от дела.

Женькина мать побродила по квартире, потом пустила в кухне воду на полный напор — так, что шум долетал в комнату. Женя забеспокоилась, что та устроит потоп. Костеря Зинаиду на чем свет стоит, она отложила конспекты и поспешила на кухню.

— Доброе утро, Зинаида Максимовна. Не слишком ли много воды?

— В самый раз, — успокоила Зинаида и глянула на Женю с любопытством. — А ты чего сегодня дома? Совсем у нас будешь жить?

— Совсем не буду. Просто я болею, температура у меня.

— Я вот тоже болею, — пожаловалась Зинаида и продемонстрировала туго перебинтованный палец в резиновом напальчнике.

— Ага… — Женя рассеянно кивнула, не зная, как вести себя дальше. Вода опасно рвалась из крана, брызгая на кухонный стол. Закрыть ее, невзирая на Зинаидины протесты? Или оставить все, как есть, и пусть Женька сам разбирается с соседями, когда придет?

Пока она размышляла, Зинаида сама закрутила кран, насухо вытерла брызги и по-свойски обратилась к ней:

— Ты «Исцеление любовью» смотришь? Сейчас должны повторять.

Единственный телевизор находился у Женьки в комнате, и по вечерам Зинаида была лишена возможности смотреть то, что ей хотелось. Этот пробел она компенсировала с утра, когда оказывалась в квартире одна. Жене стало ясно, что ее занятия на сегодня закончены. Куда ей еще деться с книгами и конспектами? У Зинаиды она не была ни разу и не пойдет туда под дулом пистолета. В кухне до рези в глазах воняет хлоркой. А заниматься оценкой техногенных рисков под аккомпанемент сериальных страстей и вовсе не представляется возможным. Женя безнадежно махнула рукой.

— Пошли.

Они привела Зинаиду в комнату и включила ей экран. Та удобно развалилась в кресле, с трудом закинув одну тумбообразную ногу на другую. На канале шла реклама. В ожидании фильма, Зинаида кинула любопытный взгляд на тахту.

— Это что? — Она имела в виду раскиданные по пледу Женины тетради и учебники.

— Это мое, — объяснила Женя. — Я работала. Я ведь учусь в институте, пишу диплом.

Зинаида кивнула со знанием дела. «Интересно, понимает она, что такое диплом? — мелькнула у Жени мысль. — Да и вообще, что такое институт? Где-то ведь она работала, до того как получить инвалидность — иначе, как ей удавалось содержать ребенка?»

Между тем Зинаида вылезла из кресла и подошла к тахте. Взяла в руки одну из тетрадей и углубилась в чтение. Губы ее старательно и беззвучно шевелились, бесцветные брови ползли вверх.

— Здорово, — проговорила она немного погодя.

— Очень хорошо. — Женя снисходительно улыбнулась. — Идите, а то сейчас фильм начнется.

— Здорово, — не обращая внимания на ее слова, повторила Зинаида. — У меня тоже такое есть.

— Какое? — не поняла Женя.

— Тетрадочки такие же. — Она радостно потрясла конспектами в воздухе. — Хочешь, принесу?