Мой сын маг
Шрифт:
Мэт успел ухватить ногу Чоя. Успел — и сам жутко удивился. Раньше ему такое никогда не удавалось.
По крайней мере в этом мире. Мэт ухмыльнулся и рванул врага за лодыжку.
— Экий ты неуклюжий, Чой. Наркоты перебрал, а?
— Видно, и впрямь тебя кое-чему обучили в твоем колледже, сосунок!
— Думаешь, ты круче нас, да?
Мэт закрылся левой рукой — так, словно сжимал в ней кинжал, а правой ударил так, словно в ней был зажат меч. По голове он сейчас мог получить так, что в прежние времена в один миг оказался бы на лопатках. Теперь же он нанес ответный удар, снова закрылся, нанес еще один хитрый удар, шагнул вперед и разделался с Луко — врезал поганцу три раза подряд
Худшей ошибки в драке с патентованным рыцарем он просто не мог допустить.
Мэт нырнул под занесенную для удара палку и въехал Чою под ложечку кулаком, шагнул назад, врезал паршивцу в плечо — тот покачнулся, запрокинулся и, зацепившись за ноги Луко, упал.
Мэт, тяжело дыша, стоял и смотрел на противников, чувствуя трепет победы.
Он победил своих всегдашних мучителей! Невероятно! Ему с трудом верилось в это.
Мэт напряг руку и пощупал свои бицепсы. Могучие мышцы, которыми его в свое время наградила похотливая колдунья Саесса, никуда не делись. Сэр Ги обучил его работать мечом и куотерстафом — все знания, полученные в Меровенсе, были при нем! Может быть, в этом мире не работала магия, но навыки фехтования и рукопашного боя никуда не пропали. Мэт ухмыльнулся, глядя на поверженных врагов. Постаравшись, чтобы голос его прозвучал не злобно, а насмешливо, Мэт проговорил:
— Слишком много травки, ребятишки. Завязывайте с этим. И вообще курить бросайте — вредное это дело.
Чой злобно пялился на Мэта. Он все еще не мог отдышаться.
— Когда я вернусь, чтоб вас тут не было, — посоветовал парням Мэт и зашагал дальше вдоль квартала, с радостью вдыхая знакомые запахи родины — пусть даже теперь они казались ему едкими и горькими. Ярко светило солнце, голубело небо. День выдался определенно чудесный.
Однако что-то не давало ему покоя... Магия. Она не должна была срабатывать в этом мире — и все же сработала, пусть совсем немножко. Он направил в Луко невидимый удар, и Луко этот удар получил — ведь он запнулся и вздрогнул именно так, как если бы его кто-то ударил.
Совпадение. Мэт решил выбросить эти мысли из головы. Денек-то уж больно хорош! Оглядевшись по сторонам, он вдруг обнаружил, что стоит перед собственным домом. «Перед родительским домом», — мысленно поправил он себя — его дом в Меровенсе. И все же это был дом, где он вырос, а воспоминания о Меровенсе начали таять, другой мир стал казаться таким далеким, сказочным, ненастоящим...
...До тех пор, пока Мэт не заметил повисшую между навесом и опорой крыльца паучью сеть шириной фута два.
Мэт улыбнулся — при взгляде на паутину он почувствовал какую-то странную уверенность, какое-то утешение. Он не мог припомнить, чтобы когда-либо раньше в окрестностях дома ему попадались вот такие громадные паучьи сети. Ниточки сети Короля-Паука протянулись во все миры — это было что-то вроде системы магической связи. Пусть здесь не действовала магия Мэта, но чья-то другая магия все равно действовала.
Правда, это мог быть самый обычный паук — ничем не выдающийся.
Конечно, обычный.
Мэт улыбнулся, глядя на дом и чувствуя, как он по нему соскучился. На втором этаже — три окна, на первом — дверь и два окна. Простые деревянные ступени крыльца, застекленная веранда с кирпичными столбиками.
И тут дверь распахнулась, и на пороге появилась худенькая женщина в домашнем платье. Ее черные волосы были уложены тугим узлом, в руке она держала половую щетку на длинной ручке. Намерения женщины были ясны: она враждебно смотрела на паутину.
— Мама, не надо! — в ужасе вскрикнул Мэт. Женщина удивленно взглянула на него, и за те доли секунды, что они смотрели друг на друга, Мэт успел заметить несколько седых волосков в чудесной, густой прическе матери. А потом она бросила щетку, сбежала вниз по ступенькам крыльца и с радостным криком бросилась на шею сына.
Глава 2
— Матео! — воскликнула мать и затараторила по-испански. — Я так напугалась, когда позвонил твой друг и спросил, дома ли ты. Как же я рада тебя видеть!
Она отстранила Мэта. Лицо ее лучилось радостью. А Мэт смотрел на невысокую худенькую женщину с огромными глазами, пухлыми губами, старательно подкрашенными помадой, несмотря на то что мать никуда не собиралась, и вдруг понял, что она — настоящая красавица. Сумев собраться с мыслями, Мэт проговорил:
— Да, надо было предупредить Савла, что я уезжаю.
— Теперь-то я понимаю, куда ты уехал, — ты отправился навестить нас! Но все же ты его, наверное, напугал, muchacho* [1] . — Тут мать нахмурилась, и радость на ее лице сменилась озабоченностью. — Но почему ты приехал домой раньше окончания семестра? У тебя неприятности?
— О нет! Все в порядке, в полном порядке! — поспешно заверил мать Мэт. — Просто... понимаешь, у меня кое-какие новости, и я решил, что должен сообщить их тебе и папе сам. Он придет домой обедать?
1
мальчик (исп.)
— Да, в час дня закроет магазин и придет. — Мать повернулась и направилась к дому. — Знаешь, железные двери очень надежны.
У Мэта по спине пробежали мурашки. Он понимал, что мать говорит о железных дверях вообще, но, если эти двери не мешали грабителям обворовывать другие магазины, долго ли ждать, что они ограбят отцовский? Он вспомнил, как владелец автоматической прачечной заделал свои стеклянные витрины сухой штукатуркой после того, как кто-то в очередной раз разбил витрину камнем. Мэту тогда было лет десять, и он, помнится, решил, что мистер Пиковски просто плохо переносит солнце.
Они с матерью вошли в дом. Мэт оглядел маленькую гостиную, которая в детстве казалась ему такой большой. Здесь было по-прежнему аккуратно прибрано и уютно — скромно, но со вкусом. Обои чудесно сочетались с мебелью, и от высоких — от пола до потолка — стеллажей веяло необъяснимым теплом.
— У нас хорошие соседи, мама, — улыбнулся Мэт.
— О, конечно, неплохие. При таких соседях было легко растить мальчика.
Ну, это смотря какое соседство иметь в виду. Пожилые пары, жившие рядом с Мэнтрелами, действительно были людьми приятными, а дети соседей помоложе не особо досаждали Мэту. Все, правда, переменилось в старших классах.