Мой сын маг
Шрифт:
Тут Мэт вспомнил, что виделся с Пикарелли на Пасху, стало быть, в начале июня. Ну правильно, и детишки тогда бегали по проезжей части улицы, увертываясь от проезжавших машин. Вряд ли Пикарелли за это время сильно постарели — ведь это для Мэта прошло целых пять лет, а не для них.
Мэт развернулся и зашагал дальше по улице. Молодчага Король-Паук — так точно переместил Мэта. До родительского дома отсюда оставался всего один квартал. Совсем неплохо, если учесть, что Мэт перенесся сюда из другой вселенной. По пути Мэт отметил, что садик мистера Гуссенховена выглядит так же аккуратно, как раньше, а лужайка около дома зеленеет свежей густой травой. Вот только угол садового
Мэт обернулся, еще раз бросил взгляд на пустынную улицу. Неужели он дома?
Всего лишь несколько минут назад он пребывал в королевском замке, где его супруга восседала на изящном троне, где по углам стояли настоящие рыцари в стальных доспехах, — и вот он здесь, на тихой улочке, на окраине маленького городка в Нью-Джерси! Просто невероятно!
Но как только восторг поутих, Мэт вдруг почувствовал приступ клаустрофобии. Домики стояли так тесно, так близко друг к другу, дворики перед ними были такие крошечные! Но ведь он вырос здесь! Неужели это место с игрушечными домишками и покосившимися оградками казалось ему лучшим на земле? В это верилось с трудом — по сравнению с замком жены, да что там с замком, даже с университетским кампусом, все казалось каким-то жалким, обветшалым.
Да, раньше тут многое выглядело получше. Садик семейства Дэйли почти совсем вытоптали, несмотря на то что они окружили его изгородью из цепей.
«Гадкие ребятишки! — возмущалась, бывало, миссис Дэйли. — Пока ждут автобуса, только и делают, что топчут мои цветочки! Начинают драться и валяться прямо на мои чудесные кусты! Играют в догонялки и топают прямо по моим дивным петуниям!»
Миссис Дэйли жаловалась, но снова и снова высаживала цветы. «Полисмен сказал, чтобы я не жаловалась, раз у меня нет забора, — сказала она как-то Мэту, — ну я и поставила изгородь с цепями. Так теперь парни перелезают через изгородь, чтобы сорвать цветов для своих милашек. А полисмен говорит, что у него есть дела и поважнее, чем следить, как кто-то сорвет пару цветочков».
Вот так, год за годом, в округе становилось все меньше и меньше цветов.
Когда впервые кто-то из лихачей налетел на садовую ограду мистера Гуссенховена, тот залатал забор кое-как. Когда забор пострадал вторично, мистер Гуссенховен починил его снова, но на этот раз установил на месте поломки листовое железо.
Наверное, из-за этого лихачи просто с ума посходили, поскольку теперь, делая около ограды крутые виражи, они здорово били свои автомобили. Поэтому небось они темной ночью явились к ограде с кувалдами и поломали еще десять футов стены. Мистер Гуссенховен снова починил забор, но на это, видно, у него ушли последние силы. И вот теперь угол забора снова обвалился, и чинить его, похоже, никто не собирался.
Мэт смотрел на улицу и повсюду обнаруживал признаки старения и упадка. Кто-то из любителей садоводства уже умер, кто-то перебрался в дом престарелых.
Интересно, что за люди поселились здесь вместо уехавших стариков? Что только делают в этой глуши его родители — его образованные мать и отец?
Мэт знал ответ на этот вопрос. Верно, его отец имел ученую степень по литературе, но предпочел преподавать в колледже. Мать получила степень магистра гуманитарных наук и к тому времени, как Мэт пошел в школу, начала работу над докторской диссертацией, но, когда она попыталась устроиться на работу, в колледжах как раз прошла волна увольнений и новых сотрудников решили не набирать. Отец продолжал работать в прежней должности и совершенно не продвигался по службе, а это означало, что денег не могло хватить на то, чтобы мать закончила работу над докторской. На миг Мэта охватило врожденное чувство ненависти к Кастро — это из-за него мать была вынуждена покинуть родину, расстаться с привычным образом жизни в отцовском поместье. Пропали и деньги, отложенные на ее обучение, и она должна была работать еще два года.
Мэт сдержал гнев, напомнив себе: если бы мать не эмигрировала с Кубы, она бы никогда не познакомилась с отцом, и Мэт, следовательно, никогда бы не появился на свет — то есть, может быть, появился бы, но только был бы совсем другим человеком. У него были бы другие родители, другое тело, наверное другой характер, но душа... Интересно, какая была бы у него душа?
Мэт пожал плечами и решил не думать об этом. Сейчас он в США, а не в Меровенсе! Здесь подобные вопросы не имели смысла — или имели?
— Ой, гляньте, да это же наш студентишка!
Мэт поднял глаза от тротуара. Не следовало так глубоко задумываться! Лайэм, Чой и Луко появились откуда ни возьмись и загородили ему дорогу.
— Уроки прогуливаем, цыпленочек?
Мэт дернулся, как от пощечины. Детские страхи вернулись, выпрямили головы и оскалились. Эта троица еще со школьных времен пользовалась любым удобным случаем, чтобы поиздеваться над ним. Их не смущало то, что Мэт на два года старше их. Помимо всего прочего, к троице постоянно примыкали еще с полдюжины дружков. От страха у Мэта засосало под ложечкой, в груди что-то оборвалось, слабость сковала руки...
...И пропала. Исчезла так же быстро, как подступила. Сменилась железной уверенностью. Мэт стоял, не произнося ни слова, и сам себе поражался.
Луко расхохотался:
— Ты че, язык проглотил, а? Думаешь, я — твой учитель и заловил тебя, сачка несчастного?
Он просто-таки сиял, гордясь своим остроумием. Чой и Лайэм нагло ржали.
Мэт разозлился не на шутку. Однако сумел взять себя в руки.
— Учитель? Видно, тебе-то уж точно сачковать не впервой, Луко!
Ухмылка Луко стала зловещей.
— Мы-то всю дорогу сачкуем. Токмо мы поумнее тебя.
— Потому у вас такая классная работенка, да?
Лайэм резко ударил, целясь Мэту под ребра. Мэт закрылся рукой — просто сработал рефлекс. На миг глазищи у Лайэма выпучились. Потом он прищурился и процедил сквозь зубы:
— Видать, в колледже тебя кое-чему выучили наконец, а? А ну давай поглядим, как там вас учат драться!
Он снова замахнулся, но на этот раз Мэт отпрыгнул назад, понимая, что справа ему грозят кулаки Луко. Мэт, подпрыгивая на месте, произнес:
Приставать ко мне негоже!Эй, спускайте быстро пар!Запускаю в ваши рожиСвой невидимый удар!Луко споткнулся и дрогнул, но не более того. Ясное дело, тут тебе не Меровенс, а США — страна, где поэзия была способна творить чудеса только в людских сердцах. Мэта снова сковал страх.
— Жуть, как здорово, — прорычал Чой и вознамерился съездить Мэту ногой в живот.