Мой талантливый враг
Шрифт:
– Да ладно. Дороги пустые, а я быстро учусь. Ну же, Винсент. Я очень хочу попробовать!
– Пробовала уже, – недовольно бросил он. – Этому фургончику и недели не было, как мы съехали в овраг. Ответственно заявляю, курочка, вождение это не твоё!
О как! Прямо в овраг? Убрала кофе в подстаканник и прижала к вискам указательные пальцы. Зажмурилась и начала громко пыхтеть, прерываясь на мычание.
– Ты чего делаешь-то? – рассмеялся Винс.
– Пытаюсь вспомнить. Вдруг ты врёшь все. М-м-м-м-м!
–
– Покажешь?
– Можно, я все равно хочу остановиться где-нибудь на пару часов и вздремнуть, – он зевнул. – Не уверен, что доеду и не выключусь.
– А вот я бы довезла нас! Сна ни в одном глазу! – я продолжала спорить с ним.
– Ага, довезла бы до первого же дерева, – сонно передразнил он.
Через десять минут Винсент выбрал место для стоянки. Мы съехали с основной дороги и разместились на небольшой парковке. К происходящему я относилась как к очередному большому приключению. В машине я ещё не ночевала, и теперь потирала руки от нетерпения.
Винс тем временем отстегнулся и перебрался в салон. Я следовала за ним, гадая, что он задумал. Я бы тоже поспала, но на заднем диванчике не так много места для двоих.
Понять бы только, это хорошо, или плохо? Мало место – ближе прижмёмся… Ох Музы, о чем я думаю!
Винсент деловито потянул на себя за небольшую ручку на сидении, и оно разложилось во вполне себе просторную кровать. Пока я с легким благоговением наблюдала за этими метаморфозами, Винни достал пару подушек и плед. Основательно он подготовился.
– Правила следующие, курочка, – строго сказал он. – Одеяло не перетягивать. Не храпеть. И не доводить меня до греха.
– Сказал тот, кто мне почти что пропихнул язык в рот. Днем ты был куда сговорчивее.
– Скорее глупее, – быстро поправил Винсент. – Мы не знаем, как твоя память отреагирует на нечто подобное. Она возвращается к тебе рывками, и нужно быть осторожными. Обойдёмся пока без поцелуев, у тебя и так был насыщенный день.
– Это из-за моего видения в театре? Я подобралась слишком близко, да?
Винс нахмурился. Опять я задаю не те вопросы. Но теперь мне не только спрашивать ни о чём нельзя. Ещё и поцелуи под запретом.
– И когда же мы с тобой сможеммммгрешить?
Он закашлялся и многозначительно посмотрел на меня.
Когда я вдруг стала такой испорченной? А если Винсенту совсем это не нравится? Но как мне справляться с осознанием того, что я знаю его с детства, что он тот, кто заставил меня истово полюбить музыку. Он остался мне верен, даже когда я сама его предала и забыла. Невыносимо просто смотреть на него вот так.
На щеках опять стало влажно. Слишком много мыслей и чувств. Винсент прав, я могу не справиться с ними, если они нахлынут в одночасье.
– Вот об этом я и говорю, Нана. Маленькими шажочками, – он осторожно вытер мои слёзы. – Думаешь, я не хочу вдавить тебя в матрас? Да я каждый день, видя тебя в академии, сходил с ума и умирал раз за разом. Смотреть и не иметь права прикоснуться. Не знать, как начать с тобой разговор. Колкости да оскорбления – единственное, что было у меня в арсенале.
– Ты забываешь про песни!
– Но ты не слушала их. Я до сих пор не верю, что ты как-то догадалась, или подсказал тебе кто.
Шайло. Если бы не она, я бы в эту сторону даже не думала. Ненавидела бы Винсента всеми фибрами души за испорченное выступление и дисквалификацию. А рна включила мне ту самую песню, и всё закрутилось.
– Мне подсказали, – честно призналась ему. – Не боишься спать при мне? Я же много чего могу натворить по сне.
– Например? – с интересом спросил Винс.
– Стащу ключи и сяду за руль, – я принялась загибать пальцы. – Буду целовать тебя во сне. Влезу в тот футляр с виолончелью. Да мало ли, что я могу начудить, пока ты спишь!
Не говоря ни слова, он поймал меня за талию и утянул с собой на кровать. Она чуть подкинула нас вверх и натужно скрипнула пружинами.
– А я никуда не пущу тебя, Нана.
– Не отпускай, – покорилась я. – Больше никуда и никогда, пожалуйста, Винни.
Его мозолистые пальцы осторожно убрали с моего лица прядь, а затем Винс нежно поцеловал меня в висок.
– Никуда и никогда, Нана.
Если меня спросили бы, что такое абсолютное счастье, я бы непременно привела в пример этот миг. Небо над прямо нами, подглядывает мириадами звезд. Музыка наших сердец и дыхания, шорох одежды. Полная взаимность.
Но всё же оставалась одна червоточинка, и я хотела стереть её здесь и сейчас очень важным вопросом, который мучил меня с того самого момента, как я увидела фото моей мамы и Говарда Вестерхольта.
– Винсент, ответишь мне? Только честно!
– На что? – он фыркнул, когда я напустила на себя серьёзности.
– Обещай, что не будешь злиться или смеяться, – я продолжала ставить условия.
– Ничего себе разброс! Злиться и смеяться. Это очень разные эмоции. Жги, мне уже интересно.
Я собралась с духом и выпалила:
– Мы же с тобой не брат с сестрой, да?
Винсент
Никогда не думал, что скажу это, но все происходит слишком быстро. Когда ты годами ждёшь, хоть какого-то проблеска в непроглядной тьме её памяти, то вот такие озарения уже кажутся мне слепящим солнцем. И вот уже я щурюсь и прячусь от этого света, увиливаю от её умных вопросов. Взвешиваю, прикидываю, балансирую на грани, чтобы как в тот раз не выложить все.