Мой варвар
Шрифт:
Одна только мысль об этом — мучительная агония. И мне вспоминается суровое лицо Вэктала, и его напоминание о том, что относительно Хар-лоу решения принимает он, даже если они совсем не то, чего хочется мне.
Ради того, чтобы спасти свою пару, я могу ее потерять.
Держа ее за руку, я прижимаюсь губами к ее коже, терзаясь болью от одной мысли об этом. До встречи с ней моя жизнь была ни чем иным как воплощением одиночества. Как подумаю, что потеряю мою сладкую пару?
Это убьет меня.
ХАРЛОУ
Когда
Рух спит, и, похоже, не осознает, что я уже не сплю и просто смотрю на него, наслаждаясь его умиротворенным во сне выражением лица. Его пальцы переплетены с моими, и он прижался к скалистой стене, которая не выглядит такой уж удобной. Тем временем я лежу в изобилии мягких шкур и чувствую себя отлично. Я шевелю пальцами ног, еще не желая вставать и встречать новый день.
Слышится отдаленный тихий гул голосов, одновременно такой знакомый и в то же время такой чуждый. Прошел уже год с тех пор, как меня будили звуки, погруженного в сон племени. Эти звуки такие странно… громкие. Я рассеянно сжимаю руку Руха. Моему бедненькому отшельнику наверняка непросто здесь находиться. Находясь рядом со мной, он подвергается мощнейшему стрессу. А находиться в окружении племени, состоящего из сорока с лишним? Должно быть, это сводит его с ума. При этой мысли меня охватывает приступ гнетущей вины.
К моему уху прижимаются губы, и я чувствую, к моей мочке уха прикасается шершавый язык.
— Ты проснулась, — говорит Рух хриплым и сонным голосом.
Я подбираюсь к нему поближе — ну, по крайней мере, настолько близко, насколько позволяет мое неуклюжее тело.
— Хорошо выспался?
— Нет.
Моя пара, как всегда, честен. Эх.
— Вокруг слишком много народу?
— Они повсюду, — говорит он хрипло. Его пальцы ласкают мою щеку. — Странно, что они не натыкаются друг на друга и не спотыкаются.
Я начинаю хихикать.
— Все не так уж и плохо, но мне кажется, что совсем скоро я буду готова вернуться домой.
Рух молчит. Он целует меня в висок и, встав, отступает от постели.
— Пойду, разбужу целительницу.
— Не надо, со мной все в порядке, — возражаю я, но в другом конце уютной пещеры Мэйлак уже поднимается из своей постели. Она окидывает меня сонной улыбкой и приводит на себе в порядок кожаную одежду, расправляя ее на своем округлом, выпуклом животе. Так странно видеть ее год спустя, и с виду она на сроке не большем, чем когда я видела ее в последний раз. Я искренне надеюсь, что мне не надо будет вынашивать своего ребенка целые три года, как ша-кхай. Не уверена, смогу ли я выдержать оставаться беременной и такой раздутой значительно дольше.
— Как ты себя чувствуешь, Харлоу? —
Рух опускается на корточки рядом с моей постелью, как будто охраняет меня. Я приподнимаюсь, чтобы сесть, и моя пара тут же здесь, поправляет шкуры и все приспосабливает, пытаясь сделать так, чтобы мне было более удобно.
— Может, тебе нужно подложить под спину побольше? Мне принести тебе еще шкур?
— Мне и так хорошо, — отвечаю я ему. — Правда.
Встревоженное выражение не покидает его лицо, и я разрываюсь между раздражением и сочувствием. Я напоминаю себе, что для Руха все это в новинку. Он не знает, что такое лежать в больничной койке.
А я? Я знаю слишком хорошо. Правда, сейчас все по-другому. Я убеждаю себя в этом, пока усаживаюсь, улыбаясь целительнице храброй улыбкой.
Выражение лица Мэйлак спокойное, когда, согнув ноги в коленях, она присаживается возле меня.
— Рух, ты знаешь то зеленое трехлистное растение? Когда растираешь эти листья, они еще испускают отвратительный запах, похожий на вонь протухшего мяса трехдневной давности.
Он резко кивает ей головой.
— Можешь сходить и принести несколько? Из них получается крепкий, полезный для комплекта чай, и наиболее эффективен он свежим прямо с растения. Тут неподалеку есть кусты, — когда целительница смотрит на мою пару, ее взгляд излучает искренность.
Он оглядывается на меня, затем встает на ноги.
— Скоро вернусь.
Полная тишина до тех пор, пока он не покидает пещеру, и вот тогда Мэйлак поворачивается ко мне. Выражение ее лица ласковое, словно она извиняется.
— Должна тебя предупредить, что этот чай довольно ужасный, но он полезен.
— Ты ведь не просто пыталась вытащить его отсюда, чтобы он не… — на их языке не подберешь подходящие слова, чтобы выразить фразу «висеть над душой». — Эээ…, не мешал?
— И это тоже, — отвечает Мэйлак. Ее рука сжимает мою. — Вмешательство племени требуется?
Глядя на нее, я моргаю, не совсем понимая, что она имеет в виду. Вмешательство во что? И вдруг до меня доходит, что именно она имеет в виду — нужно ли, чтобы они вмешались и заставили Руха убраться от меня подальше? Я начиню задыхаться и вырываю свою руку из ее.
— Что? Нет! Я люблю его.
— Я лишь хотела убедиться, что ты сама это выбрала. Мужчины, когда резонируют, как правило, не склонны проявлять благоразумие, — она улыбается, чтобы смягчить колкость своих слов. — Я вовсе не хотела тебя оскорбить, но я должна была узнать. Его отец…
— Я знаю про его отца, — огрызаюсь я, все еще не в силах прийти в себя. Неужели они все думают, что это какой-то бредовый Стокгольмский синдром? Что только потому Рух кажется преданным и заботливым, что он вышиб мне из головы все мозги? Я люблю его. Возможно, поначалу я его и боялась, но это объясняется тем, что он понятия не имел, как вести себя с людьми. Он сильно изменился, и я не могу желать более внимательного, заботливого, забавного, сообразительного, красивого, умного пару. Знаю, что повела себя грубо с Мэйлак, которая себя так измотала, стараясь исцелить меня, но я все равно обижена. — Извини, что сорвалась. Просто чувствую необходимость защищать его.