Мой верный рыцарь
Шрифт:
– Можно мне остаться, пока…
– Пока что? – Элисон пыталась улыбнуться, но губы ее дрожали. – Пока Хейзел не привыкнет ко мне и не станет считать меня своей матерью? Пока я не рожу? Пока…
– Вы так одиноки, – вырвалось у Эдлин. – Хетти не заменит вам Филиппу. Хейзел не заменит меня. А сэр Уолтер…
Она остановилась. С тех пор как они покинули Рэдклифф, никто не произносил имени Дэвида в присутствии Элисон. С самообладанием, которое давалось ей теперь нелегко, Элисон добавила:
– Сэр Уолтер не заменит мне сэра Дэвида, во всяком случае,
– Это был единственный человек, который мог угодить вам. – Эдлин разрыдалась. – Неужели вы никогда не простите его?
– Никогда. – Только одно слово, но какое холодное и окончательное.
– Хотела бы я…
– И я тоже. Но одним желанием делу не поможешь.
Элисон дотронулась до плеча девушки.
– Когда я взяла тебя с собой в Рэдклифф, я думала, что один месяц не играет роли для твоего жениха. Но теперь ты должна уехать до наступления зимы, потому что год, несомненно, будет иметь для него большое значение.
– Что такое лишний год в его возрасте?
При виде плутовского выражения на лице Эдлин Элисон не могла удержаться от улыбки. Девушка тоже засмеялась. Она с большим спокойствием относилась теперь к предстоящей перемене в своей судьбе.
Мужской оклик прервал их разговор, и лицо Эдлин вспыхнуло.
– Хью. – Она выдохнула это имя, и радость в ее голосе вызвала у Элисон трепет. Эдлин приветливо замахала рукой человеку, которого она любила безответной любовью.
Хью подошел к ним, высокий, крупного телосложения молодой человек, у которого в мыслях не было ничего, кроме безопасности Джордж Кросса, воинских упражнений и честолюбивых планов. Даже не подозревая об этом, он разбил все мечты Эдлин.
– Вы уезжаете сегодня? А я и не знал. – Обняв ее по-братски, он чистосердечно сказал: – Бог вам в помощь. Я желаю вам большого счастья в супружестве.
– Благодарю, – упавшим голосом произнесла Эдлин ему в спину, когда он поспешно удалился.
– Он серьезно относится к своему долгу защищать мои владения. – Элисон попыталась найти ему оправдание, чтобы согнать печальное выражение с лица Эдлин.
– Что он станет делать, когда сэр Уолтер вернется к своим обязанностям? – задумчиво спросила Эдлин.
– Мы посвятим его в рыцари. – Это было еще одно бремя, свалившееся ей на плечи из-за вероломства Дэвида. – А тогда он покинет нас в поисках приключений и удачи.
– Да, вероятно. И я больше никогда не увижу его. Что же, все к лучшему.
Молчаливые страдания прощавшейся с детством Эдлин надрывали Элисон душу. Она пыталась что-то сказать, чтобы облегчить девушке эту боль, но сочувствие и сострадание были ей внове, и она не знала, как их выразить. Чем она могла ей помочь, когда она не знала, как помочь самой себе.
– Увижу ли я вас когда-нибудь еще? – прошептала Эдлин дрожащим голосом.
Элисон не могла ее не обнадежить.
– Может быть, я когда-нибудь приеду с детьми в Аондон, там мы и увидимся.
– Вы не сможете показать кому-нибудь дочь лорда Осберна, а одну вы ее не оставите.
Элисон нечего было возразить.
– Так,
– Положимся на Бога.
Эдлин кивнула. Взгляд ее был тверд, в глазах ни слезинки.
– Да, это будет лучше всего.
Недавно, еще совсем недавно Элисон заменяла Эдлин мать, и девушка верила, что она может так управлять событиями, что все будет хорошо. Больше она уже так не думала – эти долгие летние дни многому ее научили, – но она любила Элисон по-прежнему. Горе объединило их, но теперь каждой предстояло идти своим путем. Обняв друг друга, они простились. Затем грум помог Эдлин подняться в седло, и она тронулась в путь, бодро улыбаясь и махая рукой.
Сбылись наконец честолюбивые желания Элисон насчет ее воспитанницы. На смену девушке, напуганной нападением Осберна, явилась юная женщина, смело отправившаяся навстречу своей судьбе. К огорчениям, ожидавшим ее в будущем, она относилась теперь по-взрослому бесстрастно. И все же Элисон сожалела, что так рано рухнули ее идеалы и разбились мечты.
«Если здравый смысл приносит только очерствение сердца и скорбь, то грош ему цена, не нужен он ей», – думала Элисон.
Она взбежала на подъемный мост и смотрела вслед удалявшимся всадникам.
А ведь было время, когда Элисон была убеждена, что если бы все поступали в соответствии со здравым смыслом, то жизнь была бы спокойной и благополучной. Теперь она желала вернуться к своим прежним убеждениям, но ее преследовали воспоминания о собственных мечтах и надеждах.
Она ненавидела Дэвида. Эта ненависть сжигала ее изнутри, так что она боялась, не повредило бы это ребенку, но преодолеть это чувство она не могла.
Что было хуже всего, она тосковала по нему. Ей хотелось поговорить с кем-то, кто бы понимал ее и дорожил тем же, чем и она.
Нет, поправила она себя. Ей только казалось, что ему дорого то же, что и ей, ведь позволил же он Филиппе уехать с мужем, потому что боялся потерять свои владения. И свою семью, упрекал ее внутренний голос. Дэвид беспокоился о Бертраде. Он хотел для нее безопасности и всем ради этого готов был пожертвовать. Но он хотел и ее уберечь, нехотя признавала Элисон. Он сделал для этого все: увез ее в Рэдклифф, укрепил свой замок, защищал ее даже тогда, когда она отказалась разделить с ним ложе.
Так что, может быть, у него были оправдания.
Но когда она вспоминала шрамы Филиппы, ее мучения, ее страх, когда она вспоминала о маленькой девочке, плакавшей о своей маме, у нее не находилось для него оправданий, и она хотела сделать что-нибудь, чтобы изменить обстоятельства.
Она услышала за собой медленные шаркающие шаги и стук костыля. Это был сэр Уолтер.
– Не нужно было заходить так далеко, – упрекнула она его. – И вам нельзя спускаться по лестнице.
– Я прошел только немного. Я не мог больше сидеть в замке, и Айво вынес меня на воздух. – Кровоподтеки исчезли, но шрамы бороздили его лицо красными и белыми полосами, передвигался он с большим трудом.