Мой властный миллиардер
Шрифт:
– Можно я тебя поцелую?
– спрашиваю, как мальчишка зелёный. Не знаю, мне так кажется правильным - спросить, подождать ответа, затаив дух. Поймать её кивок - лёгкий, слабенький. А затем впиться с жадностью, пальцами по бровям её провести. Подхватить её, как пушинку, на руки, дождаться, когда она руками шею оплетёт, а ногами - мою талию. Ладонями коснуться её пятой точки - и почти потерять голову.
От полновесности ноши - ощутимой, приятной, жаркой. От груди, что прижата к моей - а я всё чувствую, все её выпуклости и твёрдости. От сладкой боли, что скручивает меня
Настя гладит моё лицо ладонями - это так приятно. Касается ямочки на подбородке - я уже знаю: ей нравится. По губам пальцами проводит и. любуется мной?..
– Давай на этом остановимся?
– просит она, краснея.
Что?!.. Ну, ёлки-палки, Метёлкина-ёлкина-нервомоталкина! Что же ты со мной творишь-то, а?..
Но я покорно опускаю её на пол. Осторожно, словно она хрустальная ладья в бурном море. Со вздохом разжимаю объятья, понимая: мне сегодня ничего не светит. Вот ни капельки. Но сожаление во мне переплетается с гордостью: во-первых, я смог, во-вторых, я Настей восхищаюсь: не каждая девушка умеет сказать «нет», в-третьих, моя добыча никуда от меня не убежит. Я так решил.
А она пусть думает и воображает, что хочет. Некую видимость свободы всегда можно организовать. Главное, чтобы моя собственность чувствовала себя комфортно, думая, что в гостях, не подозревая, что уже всё, прилетела, приплыла, приехала к самому что ни на есть прекрасному берегу. Моему.
36. Различие между мальчиками и девочками
Когда тебя предают близкие -это ужасно. Прощать или не прощать? Вот в чём вопрос. Размышлизмы. Настя Метёлкина
Он похож на лабрадора. Вовка. Хороший такой, добрый. Мне с ним идеально. Комфортно. Я даже разницы в возрасте не чувствую. Вот ни капельки. Мы как будто на одной волне. Я подумала - он подхватил. Это происходит и на работе, и просто в общении.
Да, он иногда строит из себя невесть что, хотя я понимаю: это не потому, что он плохой или характер у него мерзкий. Отнюдь. Но он - глава большой компании, и если будет вести себя по-другому, не сможет руководить.
И тем прикольнее вытягивать его оттуда в обычный мир, видеть его в другом ракурсе. Видеть и понимать: таким, как со мной, он бывает редко и не со всеми. Я ведь помню его снобическую брезгливость, когда щенок посмел запачкать его туфлю. И ужас его от носков с коноплёй я тоже помню. А то, что он сейчас уже не так яро держится за свои костюмные штаны - уже плюс. Глядишь, ещё немного - и совсем станет человеком.
И ещё. Он взрослый, ему нужен секс. И я чувствую: Вову ко мне тянет, как может мужчину тянуть к женщине. И то, что он не настаивает, не преследует, как навязчивый Каменев, а послушно отпускает после того, как я его хорошенечко распалила, тоже о многом говорит.
Если честно, меня волнует исчезновение с радаров Артурчика. Я пытаюсь ему дозвониться, но телефон у него по-прежнему молчит. Отключён. И это тревожит. Не мог же он меня просто так взять - и бросить.
– Объявится твой братец, я ему ноги выдерну, - кровожадно сверкает глазами мой миллионер.
–
– Спать!
– пугаюсь я, представляя, как мы будем сидеть рядом, дышать одним воздухом, и мне обязательно захочется целоваться. Меня так и подмывает на подвиги, но я прекрасно понимаю, что играть с огнём - плохая затея.
– Насть?
– трепещет ресницами мой искуситель, как яхта - парусами.
– Ответь мне на один вопрос.
– Ну?
– высовывает нос любопытство: что же так могло заинтересовать Владимира Алексеевича?
– Ты девственница, да?
– спрашивает он так хрипло, что у меня перекрывает дыхание.
Я краснею, опускаю глаза. Мне и отвечать не нужно - на лице всё написано. Но я всё же пытаюсь открыть рот, выдавить из себя хоть что-нибудь приличное, но голос мне отказывает в такой малости. Получаются какие-то жутко неприличные звуки - буль-буль -я тону и хочу провалиться сквозь пол.
– Иди сюда, - протягивает он ко мне руки.
– Не бойся.
Я и не боюсь. Почти. И шагаю в его объятия - нежные и крепкие одновременно. Володя целует меня, словно скрепляет какой-то только ему понятный договор.
– Удивительно, - кажется, он мной любуется, немного отстранившись. Разглядывает, как картину художника.
– Кто бы мог подумать?
– Ничего удивительного, - вырываюсь из его цепких рук.
– Не встретила ещё своего единственного и неповторимого, а просто так, от скуки, я этого делать не собираюсь.
– И кто же он, тот самый идеал неземной, который тебя достоин?
– вступает Владимир на опасную территорию.
Заметьте: никто за язык его не тянул и пальцы в двери не вкладывал. Сам себя загнал в ловушку, поэтому пусть потом не жалуется!
– Почему неземной?
– возражаю как можно спокойнее и ставлю чайник на огонь. Лопну, но выпью ещё. А то в горле пересыхает от подобных разговоров.
– От того, что я перечислю перечень достоинств, что-то изменится?
– Ну, хотелось бы хоть приблизительно услышать требования, так сказать, к кандидату.
Вид у него сейчас как у Сфинкса - непроницаемый гордый профиль самца, обиженного в лучших чувствах.
– Можно долго загибать пальцы и составить целый список желаемых качеств, как в песне: «чтоб не пил, не курил и цветы всегда дарил...», но на самом деле - это чепуха.
– Правда, что ли?
– обретает он немного человеческий вид и язвит.
– Конечно, Вов. Мужчина должен быть надёжным и любить меня. А остальное -воспитывается и приобретается. При желании. И всё во имя той же любви.
– Предлагаешь прогнуться? Втиснуться в прокрустово ложе?
– смотрит на меня немигающе, как удав.
Скажи мужчине правду, и он всё сделает наоборот, лишь бы доказать тебе, какой он «не такой».
– Мы сейчас поссоримся, Вов, - вздыхаю я.
– И, заметь: я тебе ничего не предлагала. И даже не сказала, что чего-то от тебя хочу. А ты уже на дыбы встал. Расслабься. Я не из тех, кто меняет свою «драгоценность», - делаю пальцами кавычки, - на чью-то покорность. Это не предмет торга: ты мне мешок денег, я тебе - конфетку.