Мой властный миллиардер

Ночь Ева

– Иди спать, Насть, - проводит Вовка по лбу. Хмурится. Словно потеряв интерес к разговорам.

Но я чай заварила. Не пропадать же добру? Я чай пью из дорогой, но безликой чашки. И больше не смотрю на миллионера. Между нами словно чёрная кошка пробежала.

И зачем он спрашивал? Зачем ему это нужно, если у нас негласный договор для его мамы? Он же не сказал, что передумал. Не... в общем, «не».

Но кого я обманываю? Я же вижу, как он смотрит. Как я его притягиваю. Но я умру, если он возьмёт тело и не захочет взять сердце. Потому что,

кажется, он мне больше, чем нравится. Но об этом я тоже не скажу. Девочкам не пристало о таких вещах говорить первыми. Меня так учили. Или иногда можно делать исключения?

Я снова смотрю на Володю и мысленно даю себе пинка. Нет уж. Не собираюсь я ему на шею вешаться.

– Покажи мне комнату, где я могу остаться до утра.

Он кидает на меня гневный взгляд. М-да, звучит как-то не очень. Словно я в гостиницу приехала и требую номер. Но сцепиться мы не успеваем: у меня наконец-то звенит телефон. Бешено звенит. Это я поставила на брата такую музыку, чтобы и мёртвых поднимала.

– Насть, Насть, Насть, где ты?
– кричит он в трубку так оглушительно, что я рискую оглохнуть.
– Скажи, что с тобой всё в порядке!

Я и пикнуть не успеваю. Владимир Алексеевич снова вырывает у меня телефон из рук и арктическим голосом вещает:

– С ней всё в порядке. Но не твоими молитвами.

Опять! Он опять сделал то же самое! Нет, у некоторых это диагноз и вряд ли лечится!

37. Взрослые разборки

Я не умею подчиняться.

Только командовать. Зато это позволяет быстро решать проблемы. Заметки мимоходом Владимир Орловский

Это получилось не специально - автоматически. Я снова вырвал телефон из Настиных рук. Но в тот момент во мне пылала праведная ярость.

– Немедленно. Сейчас. Жду, - рычу я на опасных нотах и боюсь сорваться на нечто по-настоящему страшное.
– И, надеюсь, у тебя будут очень весомые аргументы, почему ты бросил сестру одну в том паршивом клубе.

Рыжий на том конце, видать, в обмороке. Потому что отмирает он не сразу.

– А в чём, собственно, дело?
– хорохорится это недоразумение.
– Кто ты вообще такой, чтобы мне приказывать?

– Я - Настин жених. А ты - безответственный разгильдяй. Так что ноги в руки - и сюда.

И пока он сопит, пыхтит, пытается возмутиться, я отдаю телефон Метёлкиной.

– Извини, - вкладываю гаджет в её ладонь, - не удержался.

– Насть, а Насть? Ты где?
– кажется, у кого-то пригорает и конкретно.

– Я здесь, - говорит она кратко. И называет мой адрес. Молодец. Хоть спорить не стала - и то хлеб.

У Насти почти круглые глаза. Смотрит на меня так, словно я - оживший динозавр.

– Ты зачем это сделал, Вов?
– спрашивает она меня почти растерянно. Думал, проскочу. Не получилось.

– Я извинился, - опускаю повинную голову, но ни капли раскаяния не чувствую. С чего бы? Я этого Рыжего придушить мечтаю. Пусть только появится, будет совсем другой разговор.

–

Я не об этом, - крутит она в руках телефон.
– Ты зачем сказал, что мой жених? Ты ж разбудил бурю. Завтра об этом будет знать Ра. А если знает Ра, будут знать мои родители. Если будут знать родители, такое начнётся - сто раз пожалеешь. Вовек не отмоешься.

С чего бы мне ещё и мыться, хотелось бы знать? В чём проблема? Не могу понять? Ладно, понимаю. Но трагедии не вижу. Но почему-то её упорно хочет раздуть моя дорогая Метёлкина.

– Не делай из мухи слона, - машу рукой беспечно, но Настя моего пофигизма не оценивает в должной мере.

– Это для тебя игра, Орловский. Театр для твоей мамы. С моими подобные номера не проходят. Да они мне всю плешь протрут, пока будут выяснять, что, зачем, почему, кто ты такой и откуда взялся.

– Игра? Мама? Забудь!
– как, оказывается, легко, когда всё становится на свои места. Метёлкина в шоке, а мне хорошо. Просто замечательно. У меня эйфория!

– Вов, - Настя делает шажочек ко мне, - ты не заболел?

Она кладёт ладошку мне на лоб. Для этого ей приходится привстать на цыпочки.

– Нет, я здоров. Я отвратительно здоров!
– перехватываю её руку и целую пальчики. Кто бы сказал, что я буду вести себя как самый настоящий идиот, не поверил бы.

Мало того, что я стал женихом по собственному желанию, так я ещё от этого счастлив. Для меня все эти эмоции, счастье, любовь - какие-то метафизические понятия, недоступные раньше, были. А сейчас - словно дверь в другой мир и второе дыхание открылось. Но пугать Метёлкину, рассказывая о спектре внутренней радуги, мне не хочется. Не место и не время, впопыхах не годится. Надо подумать, как всё это красиво провернуть.

Мы с Настькой обмениваемся жаркими взглядами. Сразу становится трудно дышать. Мне бы её зацеловать до беспамятства. Я даже готов всякие безумства бормотать ей на ушко, но на крыльях ночи прилетел её братец. Распоряжаюсь, чтобы охрана его пропустила.

Я сейчас похож, наверное, на царька недоделанного. Для пущей важности беру на руки Ио. Сам не знаю, для чего это делаю. Метёлкина подозрительно закашливается. Ничего, я им покажу театр. Особенно этому недоделанному рыжеящеру.

Он врывается с ошалелыми глазами. Причёска «я у мамы дурачок» вихрами вперёд. На скуле - синяк. Костяшки разбиты. У рубашки с мясом вырвана пара пуговиц. Кажется, у кого-то сегодня день не задался.

Артурчик на меня не смотрит. Ему плевать на мой сиятельный вид и собачку на руках. Он кидается к сестре и руками её ощупывает. Это невероятно бесит. Настя вырывается и даёт Рыжему в лоб. Это она зря. Там и так от мозгов мало что осталось - последние же выбьет. Замучаешься вправлять.

– Ты что, совсем с ума сошёл?
– отпихивает она полоумного от себя подальше.
– Успокойся.

– Он тебя не тронул, Насть?

Вначале я думаю, что он о мажорчике Каменеве, а потом замечаю взмах рукой в мою сторону. Оригинально. Замечательно!