Мой возлюбленный vampire…
Шрифт:
Лифт остановился, двери разошлись. По клубам сигаретного дыма, которого в коридоре было, кажется, уже больше, чем воздуха, Настя догадалась, что мать ждет ее, прежде чем увидела ее. Мама вообще много курила, а когда волновалась — особенно, зажигая сигарету от сигареты.
— Ну, наконец-то! — воскликнула она, шагая навстречу дочери. — Где ты была?
Девушка привычно опустила голову. Может быть, лучше и вправду было пойти на кладбище… По крайней мере, не пришлось бы изворачиваться и сочинять…
— Я из гостей. Была на дне рождения. У Наташи… Она… моя коллега по музыкальным увлечениям, ты ее не знаешь, — сказала
Настя нервничала, опасаясь, что мать вот-вот почувствует неладное.
— Извини, что я сегодня нагрубила, — торопливо добавила она, проходя в квартиру. — Я не хотела…
Мама вздохнула:
— Ох ты, горе мое луковое. Ты же понимаешь, я тебе только добра хочу. Сама знаешь, как нужно сейчас образование. Я ведь не о себе — только о тебе думаю! Этот концерт был очень важен для нас. Я так в тебя верила. Вот, даже платье заказала заранее…
Насте стало стыдно. Ей часто становилось стыдно в присутствии мамы, которая одна, без отца, вырастила ее, целые дни проводила на работе, стремясь создать в семье хоть какой-то достаток. Мама всегда с готовностью приносила себя ради Насти в жертву. Она так и не вышла вторично замуж — никаких мужчин в доме, чтобы не травмировать дочь «новым папой», почти ничего не покупала себе — лишь самое необходимое, остальное — для Настеньки. Что уж говорить, особых требований к дочери не предъявлялось: только учиться и оставаться скромной девочкой. И от этой маминой жертвенности Насте было тяжело. Она, словно тяжкий груз, лежала на ее плечах, на корню уничтожая открытость и доверие между матерью и дочерью, — как могла Настя проявить себя настоящую, когда мама поставила на себе крест и ожидала, что ее дочь вырастет идеальной. С каждым годом эта ледяная стена все росла и крепла. Девушка чувствовала себя неблагодарной тварью, но никак не могла избавиться от постоянного чувства искусственности и неловкости. Как было бы хорошо, если бы они жили просто так, без этой жертвенности. В конце концов, Настя не языческий идол, жертвы ей не нужны.
— Да, мам, я знаю, — протянула она и принялась стягивать с ног чужие туфли. Все-таки хорошо, что она не чувствует боли. Туфли оказались, наверное, на размер меньше, чем требовалось, и будь Настя человеком, она бы умерла в них.
— А что это на тебе? — запоздало удивилась мама.
Настя заметила, что она принюхивается, не пахнет ли от дочери алкоголем, и чуть не расхохоталась. Ну конечно, самое страшное, что только может представить себе любящая мать, — это то, что ее дочь станет алкоголичкой! Судя по всему, Насте это теперь не угрожает.
— А платье мне одолжили. Там все девочки были нарядно одеты, не сидеть же мне среди них, как клуше, в старых джинсах?! — оправдывалась она.
«Нет, мамочка, я не алкоголичка. Я всего лишь вампир!»
Подумав об этом, Настя хихикнула, но тут же состроила серьезное лицо.
— Я же говорила: не стоит брать чужие вещи. Тем более такие дорогие, — мама укоризненно покачала головой. — А где твоя куртка? Неужели ты так и шла?
— Ах куртка… Я ее испачкала и оставила у Наташи. Завтра заберу. И не волнуйся, меня подвезли на машине.
— Вот как? И кто же?
— Один знакомый мальчик.
Настя замолчала. Мама тоже безмолвно стояла напротив нее, ожидая продолжения. И, когда продолжения, против ожидания, не последовало, снова вздохнула:
— Ну
Настя прекрасно понимала, из-за кого мать не ложилась спать, но вместе с тем была рада, что мама слишком устала, чтобы чрезмерно наседать с вопросами. Главное — продержаться до завтра, а там она уже что-нибудь придумает.
— Не буди меня утром. Нам завтра ко второму уроку, я сама себе будильник поставлю, — соврала девушка.
Мама кивнула, повернулась, чтобы идти в свою комнату, и вдруг удивленно остановилась.
Дымчато-серая ласковая кошка Алиса стояла в конце коридора и, выгнув спину и взъерошив ершиком хвост, напряженно смотрела на них.
— Алиса, девочка, что с тобой? — удивилась мама.
Настя сделала шаг по направлению к кошке, но та громко и угрожающе зашипела.
— Кажется, совсем с ума сошла, — процедила сквозь зубы девушка и направилась на кухню.
Что ж, хотя бы в одном фильмы оказались правы: животные чуют таких, как она. Жаль, раньше они с Алисой были друзьями, и кошка любила дремать на Настиных коленях, сладко мурльгча и благодарно вылизывая шершавым языком хозяйкины руки. Теперь это навсегда осталось в прошлом, исчезло, как страничка из дневника, унесенная порывом холодного ветра. Было — и нет. Горько, но, как говорится, снявши голову, по волосам не плачут.
Настя включила холодную воду, умылась и прошла в свою комнату. Алисы нигде не было видно. Наверное, укрылась в маминой спальне. Тем лучше.
Как это странно и страшно — входить в свою привычную комнату. Ты изменился, а она — осталась прежней. Те же светлые обои с нарисованными на них сочными апельсинками, оранжевая «детская мебель» — мама покупала ее, когда Насте еще было семь, сидящие на шкафу куклы — Барби-фея, Барби-русалка, большая фарфоровая кукла с румяными щечками, в обшитом рюшечками передничке, цветок фиалки на окне в горшочке, расписанном неумелой Настиной рукой, стол, компьютер — тоже не слишком новый, зато милый, оклеенный смешными яркими наклейками, полки с любимыми книгами — чего здесь только не было: от иллюстрированных энциклопедий до фэнтези, кровать, застеленная веселеньким ярко-желтым покрывалом…
Девушка остановилась на пороге комнаты, не решаясь войти. Перед ней, словно на картинке, предстала вся ее незамысловатая жизнь. Та, куда теперь уже не было возврата.
В доме царила тишина, и только тикали механические часы в маминой спальне. Настя четко различала этот звук, а еще, если прислушаться, тихое мамино дыхание. Мама уже спокойно спала. Она еще могла спокойно спать.
Настя шагнула к себе и плотно закрыла дверь.
Интересно, что делают вампиры ночью? Летают, распугивая случайных прохожих хлопаньем огромных кожистых крыльев? Тенями скользят по улицам, влекомые жаждой крови и тепла?.. Только теперь Настя остро осознала, что ее и вправду влечет тепло. От него бывает больно — вспомнить хотя бы обжигающие прикосновения Вадима — и вместе с тем от него можно на время согреться, притушить ту сосущую ледяную пустоту, что по-хозяйски обосновалась внутри ее. Настя когда-то читала про бесконечный пустой космос — там нет ни воздуха, ни жизни, только холод и одиночество — на много тысяч световых лет. Сейчас она сама стала таким космосом.