Моя чужая жена
Шрифт:
–А у меня интервью взять не хочешь, а? Или весь литературный талант на папочку ушел? Это ты зря… — протянул он. — Я тебе предлагаю эксклюзив — первое интервью восходящей звезды французского кинематографа.
–Думаете, если кепку модную к голове приладили, так сразу и звездой стали? — возразила Аля.
Она сорвала с его головы кепку. Кончики пальцев коснулись виска молодого человека — словно обожгли, и сердце застучало так гулко, что, казалось, она сейчас услышит.
–Верните головной убор! Он дорог мне как память! — заголосил Никита.
–Ловите! —
Она ловко подкинула кепку вверх. Плоский клетчатый блин взлетел к верхушкам кустов. Никита инстинктивно вскинул руки, а Аля быстро проскочила мимо него и, смеясь, скрылась за воротами.
Кепка шлепнулась в пыль, Никита подобрал ее и принялся с досадой выбивать о коленку.
День клонился к вечеру. Небо над лесом окрасилось багровыми полосами. Смолкли гудевшие в цветах шиповника пчелы. Вдалеке присвистнула, пробегая мимо, последняя электричка.
Уехал приезжавший к Тоне доктор, и Глаша отнесла ей наверх поднос с ужином.
Никита сидел на веранде, на подоконнике, свесив ноги на улицу, курил, поглядывая на дорогу. Под окном появился Дмитрий, в старых резиновых сапогах, растянутом свитере, с холщовым мешком в руках.
–Пойду собак покормлю, — объяснил он сыну. — Ты меня подожди. Я про твою знаменитую документалку послушать хочу.
–Да брось! — картинно отмахнулся Никита. — Что там интересного для гигантов советского кинематографа? Всего лишь первая премия среди студенческих работ.
–Зря ты, мне действительно интересно, — возразил Редников. — Жаль, что пленку не привез. Ну ничего, ты хоть фотографии подготовь, посмотрим.
Он обернулся, посмотрел из-под ладони на играющее красками небо и вздохнул:
–Закат-то какой… Что ж мы на сегодня-то съемку не назначили, такой режим пропадает.
Дмитрий прошел через двор, обогнул дом и вышел через заднюю калитку в овраг. Здесь его поджидали уже деревенские собаки. Редников вывалил из мешка остатки ужина, присел на корточки, потрепал одного пса по загривку, другому сказал что-то, улыбнулся.
Никита, дождавшись ухода отца, метнулся в комнату, выхватил из не разобранного еще чемодана конверт с фотографиями со съемок и засунул его поглубже во внутренний карман пиджака.
«Ну уж нет, — высказался он про себя. — Тебе, дорогой пап'a, пожалуй, фотки смотреть не стоит. Не твоего масштаба работа. И все-таки придется как-то отмазаться. Сказать, что потерял?» И Никита нервно забарабанил костяшками пальцев по деревянному подоконнику.
За забором застрекотал мотоцикл, остановился у ворот, и знакомый сиплый голос крикнул из-за деревьев:
–Никитос! Ты дома?
Никита так и подпрыгнул на месте от радости:
–Николя! Подожди меня! Лечу!
«Николя правильный чувак, вовремя подкатил, — подумал Никита. — Сбежать из дому и не попадаться папаше на глаза! Завтра у него съемка, а там, глядишь, он и совсем забудет про фотки. У гениев память короткая, у них дела и поважнее есть!»
Он приоткрыл дверь в дом, крикнул:
–Глаша,
4
Режиссер Редников привык каждый день начинать с пробежки. Хорошо было плутать по извилистой лесной тропинке, вдыхая прохладный утренний воздух, чувствуя, как просыпается тело, как приятно тяжелеют мышцы. В эти полчаса он мог спокойно побыть наедине с собой, собраться с мыслями, распланировать время.
Дмитрий Владимирович выбежал из леса, свернул к своей даче и вошел во двор через заднюю калитку. Стянув на ходу футболку, он направился к металлическому рукомойнику, прибитому к стене дома, и, нагнувшись, принялся умываться. Холодные струйки воды приятно освежали разгоряченную кожу, катились по шее и спине. Редников с наслаждением расправил плечи.
Он потянулся за висевшим на крючке вафельным полотенцем и вдруг увидел Алю. Девушка стояла в глубине двора, у забора, и смотрела на Дмитрия не отрываясь. Редников неожиданно для себя смутился и прямо с полотенцем направился к ней.
Приехав раньше назначенного времени, Аля не решилась стучаться в мирно дремавший освещенный утренним солнцем дом и ждала во дворе, пока встанут хозяева. Она никак не думала, что столкнется здесь с Редниковым.
Девушка видела, как Митя, не замечая ее, прошел через калитку к умывальнику, как набрал в ладони воды и широким жестом выплеснул ее себе на грудь. Поблескивавшие на золотистом утреннем солнце капли медленно стекали по мужественной шее, покрытой бронзовым загаром груди, развитому скульптурному торсу. Аля оцепенела, как будто перед ней стоял не обыкновенный земной мужчина, а олимпийский бог, ослепительный и неприступный. Митя сунул взъерошенную голову под кран, фыркнул, встряхнул густыми волнистыми волосами, обернулся и увидел ее.
Редников, признаться, совершенно забыл об Але, забыл, что пригласил ее сегодня на площадку, — заработался вчера, снова и снова просматривая отснятый материал. И вот теперь получилось неудобно.
Утреннее солнце осветило застывшую у забора девушку в бледно-зеленом шифоновом платье. И Митя словно впервые разглядел хрупкую и вместе с тем необыкновенно женственную фигуру Али. В этом платье цвета морской волны, со светящимися в солнечном луче светлыми волосами, она была похожа на диковинного лесного эльфа.
Он подошел совсем близко, улыбнулся приветственно:
–О, это вы? Доброе утро!
И почувствовал запах ее тяжелых русалочьих волос — запах спелых яблок, теплой пшеницы и меда. Аля что-то отвечала ему — извинилась, что приехала раньше, объяснила, что боялась опоздать, пропустить электричку, — Митя уже не слышал. Ему вдруг представилось, что он резким, стремительным движением освободит эти волосы из туго затянутого хвоста, и они распадутся, растреплются по хрупким плечам.
Солнце словно остановилось прямо над ними, обрушило поток яркого, жаркого света на их головы.