Моя чужая жена
Шрифт:
Из всего тела словно выпустили воздух. Никита обмяк на стуле, откинулся к стене, прикрыл глаза. Его окутало мягкое, теплое облако, освежило мутно-гудящую голову, огладило ноющий затылок. И серые глаза, от которых не было покоя все эти дни, затуманились, словно утонули в этом облаке полной расслабленности и спокойствия.
Прошло три месяца. Три месяца с тех пор, как Колька научил его, как достичь этой чудесной, ничем не поколебимой умиротворенности. Но каждый раз, когда сладкий туман рассеивался, Никита, поддаваясь смутной непроходящей тоске, плелся на поиски Али. Сегодня он караулил ее в подворотне на улице Горького,
И вот наконец они появились. За месяцы дежурств у общежития Никита досконально выучил физиономии Алиных однокурсников, и теперь, быстро сориентировавшись, приготовился к атаке. Студенты шли по улице, смеясь и болтая, над их головами на ветру хлопали флаги, кренились портреты в деревянных рамах. Дождавшись, пока колонна, в которой шла Аля, поравняется с подворотней, Никита стремительно, с отчаянной решимостью метнулся вперед, судорожно вцепился в рукав Алиного плаща и резко рванул девушку в сторону.
Никита бежит навстречу толпе, увлекая Алю за собой. Вслед им несутся недовольные реплики подгулявших прохожих. Наконец он вталкивает девушку в подворотню, прижимает к ледяной стене. Прикрыв глаза, чувствует, что хмелеет просто от ее близости, от ощущения хрупкого тела, прижатого к его груди. Он впивается в Алины губы тяжелым, почти ненавидящим поцелуем.
—Что ты делаешь? — задыхаясь от быстрого бега, произносит Аля.
—К черту, все к черту… — шепчет Никита, отрываясь на секунду от Али.
—Пусти, идиот! Совсем ничего не соображаешь?
Никита, не отвечая, еще крепче прижимает ее к себе. Девушка пытается выскользнуть.
Она изо всех сил сжимает его упирающуюся в стену руку, чтобы сдвинуть в сторону запястье. Под ее пальцами ползет вверх рукав куртки, и Аля видит прямо перед собой синеватые проколы на сгибе его локтя.
—Господи, Никита, что это… — ошеломленно говорит она, на секунду ослабив хватку.
И Никита, воспользовавшись этим, обхватив руками ее голову, прижимается губами к бледному виску:
—Я люблю тебя! Люблю… Понимаешь?
—Никита, ты сам себе все это выдумал, — устало произносит Аля. — Ты себя мучаешь и меня заодно. Прости, но я… Я не могу…
—А ты его любишь, да? — яростно оскалившись, хрипит он. — Жить без него не можешь? Ну скажи уж всю правду, скажи! Он тебя не захотел, и ты со мной поехала, да? Чтобы отомстить ему?
—Да! — выкрикивает вдруг Аля. — Да! Да! Да!
Она с силой отталкивает его. Никита, потеряв равновесие, хватается за стену, Аля рвется в сторону, но он успевает извернуться и вцепиться в рукав ее плаща.
—Еще бы, умный, честный, благородный. Знаменитый опять же. Богатый! Не мужик, а роль человека в обществе! Только учти, ничего у тебя не выйдет!
—Это почему же? —
—Да потому, — захлебываясь продолжает Никита, — что для него нет другой жизни, кроме кино. Он и спит-то только с актрисами, пока они ему для роли нужны. А тех, кто его любит по-настоящему, он на антресоль задвигает, как пыльную тапку. И мою мать! И тебя! Он никогда, слышишь ты, никогда не полюбит того, кто любит его… Аля, это не я, а ты, ты себе все придумала! Сочинила! Рыцаря в латах и доспехах! Пойми наконец, Редников Дмитрий Владимирович — холодный и жестокий монстр, амбициозный, никого в грош не ставящий… И он стер тебя из своей памяти на следующий же день… Что бы между вами ни произошло, потому что ты для него — никто, интерес на один вечер… Интерес, чтобы приободрить себя, наполнить, понимаешь ли, красочными эмоциями для новой нетленки.
Не дослушав, Аля вдруг размахивается и наотмашь бьет Никиту по лицу. Хлесткий удар обжигает. Он хватается за переносицу.
—Никита, ты что?
Аля дотрагивается до его прикрывающей лицо ладони. Никита отводит руку, и на светлый Алин плащ брызжет темная кровь. Никита смотрит девушке прямо в глаза оторопело и беспомощно и не произносит ни звука… Аля вглядывается в бледное измученное лицо, в блестящие сумасшедшие глаза и борется с желанием погладить Никиту по голове, смыть с его точеного лица разводы крови, убаюкать, укачать, как расшалившегося ребенка. Она зажмуривается, пытаясь сосредоточиться и отогнать ненужный морок, бросается обратно на улицу и исчезает в пестрой праздничной толпе.
Никита бежит за ней, расталкивая прохожих. Аля растворяется в осенней дымке. И Никита, сдавленно застонав, медленно бредет по улице.
Пытка не закончилась и дома. Никита тяжело поднялся на пятый этаж, вытащил ключ, но дверь в квартиру легко подалась. Передернув плечами, Никита, не раздеваясь, прошел через просторную, заставленную старомодной добротной мебелью прихожую и остановился на пороге своей комнаты.
У письменного стола стоял отец. Он медленно обернулся к Никите, сжимая в руке небольшой шприц, в бурых пятнах засохшей крови на внутренней стороне стекла.
«Идиот, забыл на столе. И надо же было этому заявиться. Что ж, папик закончил наконец очередной шедевр и явился меня наставлять, — вяло думал Никита. — А, черт… Наплевать! Теперь уже все равно».
–Никита, сынок, что это? — спросил отец.
В голосе его не было обычных металлических ноток, напротив, в нем слышалась неподдельная тревога. И Никита невольно почувствовал болезненное удовлетворение, как в детстве, когда его наказывали, и он, рыдая, воображал себе: «Вот умру сейчас от горя, вы тогда еще пожалеете, поплачете, а будет поздно».
Пожав плечами, Никита прошел к кровати, лег, не снимая ботинок, уткнулся лицом в мягкую, пахнущую утюгом подушку.
«Все равно, все равно, только бы быстрее отделаться…»
–Сынок, что же ты делаешь… — необычно тихо сказал Редников. — Ведь как же… Франция, кино, твое будущее. Никита, Никита, ты слышишь?
Он наклонился и потряс сына за плечо.
–Оставь меня в покое, — глухо отозвался Никита. — Мне все равно.
–Но почему? Ты ведь хотел, мечтал… Что случилось, сын?