Моя-чужая
Шрифт:
После того, как их увезли, Игнат рванул следом. Лишь в зеркало заднего вида наблюдая, как стоящие нерушимой стеной пожарные из шлангов заливали рокочущее пламя. Судя по всему, давалось им это нелегко. Рыже-алые всполохи клубами вылетали из разбитых окон, огненной паутиной оплетали дом. А на подмогу спешили новые бело-красные машины, разрезающие ночь светом и воем сирен. По дороге он позвонил Алисе и попросил помочь. Она согласилась без лишних вопросов, узнав лишь номера машины скорой. А потом выяснилось, что она и оперировала Асю.
— Почему? — спросил он, когда
— Я ее должница, — Алиса коснулась его щеки, провела пальцами по волосам. Она хотела остаться рядом, разделить его боль — он чувствовал и сам с трудом сдерживался, чтобы не обнять ее. Но он знал, что нельзя. Только не здесь. Не сейчас, когда умирали его близкие люди. И она поняла. Она всегда его понимала. Как Ася…тогда, десять лет назад.
Игнат как сейчас помнил то серое время своей жизни. Хотя нет, скорее безвременье. Пустое, тусклое, одинокое. Не было боли, уже не было. Только серая, как пыль, пустота, затянувшая его душу. А еще стены психушки. Ослепительно белые и мягкие, для особо буйных. И врачи были, лекарства, ремни на запястьях и запрет на посещения…так ему сказали потом. Тогда Игнат не видел ничего, кроме тумана забытья, и белых стен. И чувствовал лишь непонимание, почему он до сих пор здесь, без нее. Кошмары приходили, когда он засыпал. Ночью ли, днем ли — Игнат давно потерял счет времени. Он закрывал глаза, и мир взрывался ослепительными красками.
Пестрые лилии на клумбе у подъезда. Консьерж в черной форме, читающий глянцевый журнал. Зелень цветов в пузатых горшках: синих, красных, желтых. Массивная дверь из мореного дуба, черная с фиолетовым отливом, со сверкающей в розовых лучах встающего солнца серебристой ручкой. Алый плащ на вешалке, белые босоножки. И грязные следы на светлом паркете. Черные розы на журнальном столике гостиной. И багровые полосы на персиковых обоях. Стеклянная дверь спальни с радужным узором. Солнечный свет, бьющий в глаза, заливающий розовым спальню. Белый ковер в багряных пятнах. Кровь. Темные волосы на белых подушках. Синие мертвые глаза. И черное от крови тело.
И лишь один звук, эхом разбивающийся о стены квартиры. Протяжный, дикий, полный ярости, боли и отчаяния. Вой. Нечеловеческий, рвущийся из горла Игната.
И пыльная пустота внутри. Серая, как вмиг утративший краски мир.
Его пустоту заполнила Ася…
— Игнат, — кто-то тронул его за плечо, вытряхивая из воспоминаний.
Алиса. Измотанная. В белом, как лицо, халате. От нее пахло солнцем и кофе. А во внимательном взгляде боль. Не ее, его, разделенная на двоих.
— Идем, — она взяла его за руку. А ладошка холодная, но сильная. — Тебе нужно отдохнуть. Все будет хорошо, — улыбнулась она, заметив замешательство Игната. Он не хотел уходить, боялся оставлять Асю одну. Несмотря на приставленную охрану, толковых ребят, которым он доверял. Но уходить было страшно. — Здесь с ней ничего не случится. Все будет хорошо, поверь мне.
И Игнат поверил.
В ординаторской было тепло. За окном смеркалось. Алиса сидела рядом на диванчике, поила Игната кофе и пыталась накормить вкусно пахнущими бутербродами. Но кусок в горло не лез. Да и кофе был горьким, словно в него щедро сыпанули полыни.
— Расскажи, — попросила Алиса, забрав у него чашку.
Рассказать? Игнат посмотрел на Алису. Натянутая, как будто чужая. Но все равно родная. Он притянул ее к себе, зарывшись в пушистые волосы. Она тихонько вздохнула и обняла его. Осторожно, будто боялась, что он отстранится и сбежит. Не сейчас. Позже, потому что неправильно быть рядом с другой женщиной, когда его жена на грани смерти.
Рассказать? Пожалуй, он мог бы.
…О маленькой, напуганной девочке Нике, потерявшей маму. Белокурая малышка с большими синими глазами. Игнат нашел ее в том самом детдоме, что был написан в записке. Он беседовал с директором детского дома, выясняя, как девочка попала к ним. Нашел сторож в понедельник вечером. Спящую, у ворот. В полицию сообщили сразу.
…О безалаберных сотрудниках местного отделения полиции, которые даже не потрудились взглянуть на разосланную по области ориентировку о пропавшей девочке.
…о Вере Васильевне, не выпускавшей из объятий внучку.
…об очередной записке от похитителя, которую молчаливая Ника передала Игнату.
…и о страшном выборе между сестрой и женой. Кому жить, а кому умереть?
…о пустых попытках дозвониться Ольге и Асе. О предчувствии беды, холодными пальцами сжавшей затылок.
…и как он выбрал просто потому, что до своего дома было ближе.
…и о своих ребятах, как о последней надежде спасти сестру.
…и о злой шутке похитителя и убийцы. О жутком смехе в трубке и обещании убить всех, кто дорог Игнату.
… о пожаре. Обожженном Свароге и израненной, едва живой Асе.
… и о том, что он опоздал. Везде опоздал. Асю из пожара вытащил Сварог, но спас ли? А Ольгу убили.
…о сочувствующем «Мы опоздали» в трубке.
…о страхе увидеть сестру мертвой. Иррациональном, парализующем.
…и о горькой вине. Ольга мертва потому, что он сделал неправильный выбор.
…как прошлое становится настоящим, а кошмары — реальностью. И как мир снова стал серым.
Игнат мог бы рассказать все это Алисе, чье дыхание обжигало шею, а пальцы перебирали его волосы. И она бы поцеловала его в щеку и принялась разбирать его сумбурные мысли. Спасать Игната от самого себя. Но он больше не мог рисковать. Никем. Алисой особенно.
— Тебе нужно уехать.
— Я не могу. У меня пациенты. Ты же знаешь.
Он знал.
— Ты должна уехать, — настаивал Игнат, гладя ее узкую спину. — Я не хочу, чтобы ты пострадала.
Алиса отстранилась, заглянула в его глаза. Что она там увидела — Игнат не знал, но она кивнула.
— Все так серьезно?
— Если бы я знал…
Слишком много всего случилось за несколько дней. Похищение, покушение и пять трупов. И ни одной зацепки.
— Возьми отпуск за свой счет и уезжай, — Игнат снова прижал Алису к себе.