Моя чужая
Шрифт:
Я просто кивнул, не в состоянии произнести ни слова и мысленно соглашаясь с мамой.
Девчонка улыбнулась, оглядев меня с головы до ног, и удивлённо подняла брови, когда я с помощью рожка стал обуваться.
— Ты что такой нарядный, как на праздник собрался? — спросила, и настала моя очередь уставиться на неё. — Почему ты в парадной одежде?
Я удивился. Парадная одежда! С каких пор начищенная обувь и отглаженная рубашка стали парадной одеждой?
— Нормально все. Пойдём, покажешь мне местность.
— Никита, — мама выглянула из кухни. —
Сунув мелочь в карман брюк, я открыл дверь для своей новой подружки, и мы наконец-то вырвались из душной тесной квартирки.
Как ни странно, но с этой девчонкой мне было интересно. В ней отсутствовала жеманность, которой грешили дочери высокопоставленных сотрудников посольства, учившиеся со мной в одной школе. Оля рассказывала мне смешные истории про своих одноклассников, копировала учителей, и ее смех был такой заразительный, что я не мог не хохотать вместе с ней.
Дойдя до перекрёстка, мы обнаружили ларёк с мороженым, и я купил ей эскимо. Денег на второе не хватило, но Оля охотно делилась со мной своей порцией.
В одном из заросших акациями дворов к нам прибилась облезлая собака. Она с тоской глядела на мороженое, жалостливо поводя бровями, и нам пришлось отдать остатки псине.
— Это Дик, мой пёс, — пояснила девчонка, почёсывая собаку между ушей.
— Твой?
Она кивнула:
— Ну, вообще-то у него нет дома, но мы с Риткой его кормим. Дик очень умный. Его все здесь знают.
— Почему же тогда никто не возьмёт его к себе?
— Мне мама не разрешает. У неё аллергия на собак.
Я опустился на корточки. Дик уткнулся своим влажным носом мне в ладони.
— А где же он живет зимой?
Оля вздохнула, поднимаясь:
— В подвале. То у Ритки, то в нашем доме под лестницей. Мы его прячем от ловцов.
— А у вас холодно зимой? — спросил я, и девчонка как-то странно посмотрела на меня.
— А ты что, не знаешь? — Я покачал головой. Какое то время мы шли молча, я чуть позади. — Никит, ты не здешний?
Я пожал плечами:
— Родился здесь, а потом мама по работе уехала сначала в Оман, а потом мы долго жили в Афганистане, пока там не началась война.
— Ух ты! — Оля повернулась ко мне — глаза круглые от удивления. — Ты, значит, афганец?
— Нет, я русский, — улыбнулся. — Просто моя мама работала там в посольстве.
Зря мы завели этот разговор. Перед глазами встали родные мне места, лица друзей, наш просторный дом. Теперь это позади, и кто знает, вернусь ли я когда-нибудь обратно. Все, что осталось у меня — это воспоминания, знание языков и восточной культуры.
— А в какой школе ты будешь учиться? — Оля с интересом разглядывала меня своими тёмными и тёплыми, как крепко заваренный чай, глазами.
Я пожал плечами.
— Наверное, какая ближе.
— Значит в нашей! — Она подпрыгнула и восторженно захлопала в ладоши. — Я иду в седьмой класс, а ты?
— Да не знаю я ничего, — я и вправду не знал.
Вполне возможно, мне тоже придётся вернуться на год назад и стать великовозрастным семиклассником. Вот черт. Мне почти пятнадцать, но из-за беспорядков в Афганистане, я пропустил почти весь учебный год.
Пока
***
По всей вероятности, мы гуляли дольше отведённого нам времени, потому что когда подошли к дому, у подъезда уже стояла взволнованная и сердитая мама Оли. Увидев нас, она уткнула руки в бока, а я почувствовал себя виноватым, словно злодей, похитивший невинную принцессу.
— Ольга, где тебя носит?! Немедленно домой! Когда я тебе сказала быть дома?
— Ой, мамочка, я не взяла часы…
— Дома поговорим, — она кинула на меня колючий взгляд.
Оля только и успела, что быстро обернуться — от жалкого выражения лица девчонки у меня внутри все перевернулось.
В ту ночь, лёжа в кровати, я никак не мог заснуть от переполнявших меня впечатлений дня — глядел в потолок и думал об этой девчонке. Оля. Даже ее имя мне нравилось — мягкое и звенящее, идеально подходившее ей. Стоящая она, как сказала бы моя мама — с ней не скучно — раз, не выпендривается — два, а ещё она очень красивая.
Глава 3
Мелкие люди всегда слишком малы для больших и добрых дел,
но зато большие и охочие до дел маленьких и подлых.
(Джулиана Вилсон)
Артём издали заметил приближавшуюся парочку, прищурил глаза и, обернувшись к своим верным друганам, свистнул. Парень узнал эту девчонку. Она училась в его школе и Артём уже давно заглядывался на неё. Миленькая блондинка с двумя хвостами по бокам, за которые так и подмывало подергать. Часто видел ее бродившей по Сиреневому бульвару с подружкой и занимавшуюся ерундой — обвязыванием бинтами деревьев. Несколько раз Артём даже специально ломал ветки, чтобы только увидеть ее — знал, что появится со своей санитарной сумкой, переброшенной через плечо, и начнёт бинтовать. Частенько за ними бегал беспородный пёс, насколько Артём знал, бездомный. С детства боявшийся собак, он именно поэтому не решался подойти к девчонкам. Да и что он скажет им? Предложит прогуляться, купит мороженное? Мальчишки из его компании поднимут его на смех. У них только на уме одно — гонять футбольный мяч и лазать по помойкам. Интерес к слабому полу в их четырнадцать лет ещё не возникал. Артём был другой. Глупое детство закончилось года два назад, когда он стащил обнаруженный в родительской спальне журнал с фотками голых тёток и мужиков. Именно тогда парнишка начал смотреть на девчонок совсем другими глазами, невольно представляя по-своему все, что находится под школьной формой.
Артём повернулся к пацанам, обсуждавшим последний футбольный матч между «Спартаком» и «Зенитом»
— Слышь, братва, вы видите эту собаку?
— Ага.
— Надо ее хорошенечко отделать.
— Как это? — Ванька, кучерявый мальчуган, нахмурился.
— Ну как как, сказал отделать, чего непонятного? Чтобы кровь шла. Палками можно. Чтобы до крови и кости были сломаны.
— Тём, ты чего, сдурел, что ли?
Тот пожал плечами.
— Так надо. Хотите денег подзаработать?