Моя дочь от тебя
Шрифт:
– Почему травиться? А боль зачем терпеть? Может, в комнате они? – почесала я лоб, не понимая маминого упрямства.
– Сядь, Алина! – внезапно строго сказала она, и мне пришлось подчиниться. Тон мамы был настолько серьезным, что не на шутку меня перепугал. Даже Аня, словно почувствовав что-то неладное, притихла и молча игралась с бахромой на скатерти, не отвлекая нас от серьезного разговора.
– Мам, что-то случилось?
– Старость случилась. Руки-ноги не слушаются, а таблетки попросту кончились, – призналась она.
–
– Дорогие они, Алин, – покачала она головой, – не по карману нам.
– Так что же, боль терпеть теперь? – всплеснула я руками, открыв ящик, где лежали неоплаченные квитанции и налоговые уведомления, соседствуя с двумя жалкими купюрами, что мы туда положили в надежде накопить на оплату долгов. На них я и хотела купить таблетки. Мамино здоровье важнее, как ни крути.
– Алин, ты чего удумала? – заругалась мама. – Хочешь, чтобы нас отсюда за неуплату выгнали? Потерплю я, ты лучше продуктов купи, фруктов Анечке. Ребенку нужны витамины.
Я села на стул и закусила губу. Дожили. Ни на квартиру денег нет, ни на таблетки. Даже если на работу устроюсь, зарплату далеко не сразу дадут. Последние свободные деньги пришлось потратить на платье для собеседования. Так бы у нас было на что купить самое необходимое.
– Мам, ну давай у соседки займем до моей первой зарплаты? – стала я рассуждать. – В конце концов, я молодая и здоровая, найду работу.
– А чем ты их не устроила? – сжала она губы, с грустью глядя на меня.
– Не знаю, мам, я и сама рада бы знать. Наверное, другие девушки больше подошли.
– Не надо у соседки занимать, – продолжила она разговор о деньгах, не останавливаясь на теме моей работы, – отдавать же придется. А как мы это сдюжим? Принеси-ка мне, Алин, шкатулку из комнаты.
– Шкатулку? – приподняла я брови, но спорить не стала, сделала, как велено.
Мама аккуратно приоткрыла крышку резной деревянной шкатулки и бережно погладила ее содержимое: сережки, бусы и кольцо, покоящиеся на бархатной вставке.
– Вот, – протянула мне толстое золотое кольцо с гравировкой, – обручальное кольцо мое, сдай его в ломбард. Что оно валяется? Так хоть пользу принесет.
– Мам, ты что? Это же память, – нахмурилась я, видя, что маме больно отрывать от сердца дорогую ей реликвию, что осталась от отца.
– Память в сердце, дочь, а это просто металл, – рассудила мама, – когда нечего есть, он никак не помогает, лежа без пользы в старой шкатулке.
– Хорошо, мам, – не стала я дальше спорить, хоть и видела, что ей тяжело. Встала и хотела было уже пойти собираться, как Анечка, будто почуяв нутром, что я снова ухожу, кинулась ко мне.
– Мамоська, ты уходишь?
– Зайчик, я быстро сбегаю бабушке за лекарством и вернусь, – присела я на колени и обняла маленькую крошку, уже начавшую размазывать по щекам обильно хлынувшие из глаз слезы. Заревела так горько, что сердце разрывалось. Мне самой чуть не захотелось сесть и выть рядом с ней. От безысходности, тоски, ощущения собственной никчемности.
– Нет, не уходи, – кинулась она мне на шею и вцепилась как обезьянка, не отпуская от себя.
3.
– А хочешь со мной пойти? Там снег, гирлянды развешаны, возле супермаркета елку поставили и игрушки повесили, – нашлась я, и слезы ребенка мгновенно высохли.
Маленькая непоседа побежала в свою комнату и стала доставать из комода вещи. Дочка для своего возраста была довольно-таки смышленой, хоть и без помощи пока не могла справиться с одеванием. Пока я ее снаряжала на улицу, мама рассматривала содержимое холодильника и говорила, чего не хватает.
Наконец мы вышли на улицу и неспешно пошли в сторону супермаркета, возле которого, к счастью, располагался и ломбард. Не хотелось бы возить ребенка на автобусах, но пришлось бы, находись ломбард в другом районе.
– Сколько будет стоить это кольцо? – спросила я у старичка, стоявшего за прилавком небольшого закутка, куда мы вошли, чтобы сдать мамину реликвию.
Он взял его в руку, поднес специальную лупу к ободку и стал, щурясь, рассматривать. Потом вынес свой вердикт.
– Сколько? Вы уверены? – расстроилась я, услышав цену вдвое меньше той, на которую рассчитывала. Это просто впритык, чтобы купить продукты и лекарства. Ни о какой оплате долгов не шло и речи.
– Девушка, оно не стоит больше, – сухо ответил пожилой мужчина, подавая мне кольцо. – Сдаете?
– Да, давайте, – совсем скисла я, а малышка, стоя в самом низу, с любопытством смотрела вперед, в сторону супермаркета, где переливалась всеми цветами радуги елка. Хотела бы я так радоваться мелочам, но увы, быть взрослой – далеко не легкая задача.
Позже мы дошли до елки, полюбовались и обошли вокруг, малышка восторгалась, а я напитывалась ее радостью, пытаясь немного себя взбодрить. Это всего лишь такой непростой период. Будут у меня и получше времена. Но в магазине настроение снова испортилось, когда, закупившись, мы застряли возле прилавка с заводными собаками. Потешные игрушки ездили по полу и громко лаяли, и дочка не могла не обратить внимания. Тем более что другие дети брали этих собак в корзину, и родители их им, конечно же, покупали.
– Мама, хотю такую собаку! – заявила Анечка, схватив тявкающую игрушку и намереваясь положить к нам в корзину, чье дно было негусто покрыто немногочисленными продуктами. Другие корзины в преддверии Нового года были просто забиты доверху.
Посмотрев на цену этой собаки, я просто впала в ступор. Сколько-сколько? Если я ее куплю, не хватит на лекарства.
– Анют, у тебя же есть дома игрушки, много.
– Но такой собаки нету! Все покупают их, – протянула малышка, не выпуская свою прелесть из рук.