Моя долгожданная любовь
Шрифт:
Брайони закусила губу, отчетливо вспомнив его головокружительный поцелуй в то утро на холме. Она перетащила свое одеяло подальше от него, к краю поляны, и нервно уселась на нем. Воспоминание о его объятии и об ее собственной позорной реакции разволновало ее так, что даже Логан заметил, что она нервничает. Стрелок, усмехнувшись, успокоил ее:
— Не волнуйся, я не собираюсь насиловать тебя. Успокойся. Мне нравится, когда женщины сами меня хотят, querida. И, кроме того, я ведь дал обещание не причинять тебе вреда, помнишь? Или ты мне не веришь?
— Мне хочется поверить вам, — устало ответила девушка.
— Тогда ложись спать и забудь весь тот вздор, которым тебя потчевал Фрэнк Честер насчет меня. — Джим посмотрел ей прямо в глаза и спокойно заверил ее: — Кем бы я ни был и чем бы ни занимался, я не нападаю на женщин. Так что отдохни. Тебе крайне нужен отдых.
Учитывая то, что он смотрел на нее так серьезно, без прежней ухмылки, ей было трудно поставить под сомнение его слова. Ей даже показалось, что она читает в его глазах сочувствие к ней, но Брайони тут же выбросила эту абсурдную мысль из головы. Однако у девушки забилось сердце, когда он посмотрел на нее и на его мужественном, красивом лице заиграла улыбка.
— Спокойной ночи, моя куколка, — нежно произнес Джим, и она почувствовала, как что-то сдавило ее горло и щеки ее вспыхнули горячим румянцем. Он говорил таким тоном, будто ласкал ее, и Брайони ощутила странный трепет.
— Спокойной ночи, — ответила она, пожалуй, чересчур поспешно. Затем перевела взгляд на свое ложе и начала расправлять одеяло. Краем глаза она следила за ним, когда он устраивался на своем одеяле. К облегчению девушки, он больше даже не взглянул в ее сторону.
Может, он говорит правду. Ведь он действительно дал слово не причинять ей вреда. Остается лишь надеяться, что он сдержит его. Однако девушку одолевали сомнения. В конце концов чего стоит клятва наемного стрелка? Только самый бездушный человек может заниматься такими делами, да еще проявлять при этом такое равнодушие и бесчувственность. Разве он не пленил ее безо всякой на то причины? Разве не увез он ее из дома против воли и не принудил столько часов ехать верхом со связанными за спиной руками, не объяснив, куда и зачем? Вспоминая его холодную бесстрастность, она содрогалась на своем ложе. Такой человек, как Джим Логан, способен на все. На все. Как она может доверять такому человеку?
Нет, не может. Однако, лежа под черным небом Мексики, обвеваемая прохладным ночным ветерком, она почувствовала, что засыпает, несмотря на все опасения. Напряженное, усталое тело девушки против воли обмякло.
До чего странно, размышляла она, пытаясь удержать открытыми набрякшие веки. Дома с Фрэнком по ночам она часами не могла заснуть, мечтая о чем-то таком, чему не могла найти определения. А здесь, в этой безлюдной местности, наедине с этим опасным незнакомцем, она чувствовала, что уступает сладостной дремоте, несмотря на все заботы, думы и волнения.
И она погрузилась в удивительно легкий и беззаботный сон. Забылись все ее тревоги и мучительные опасения.
«Ладно, завтра я разберусь. Я найду способ убежать. Завтра попытаюсь улизнуть от него…»
Когда ее сморил глубокий сон, Джим подошел к жене и опустился подле нее на колени. Он вгляделся в ее лицо, во сне такое же невинное и безмятежное, как у малого ребенка. Он с трудом удержался от желания погладить ее щеку, дотронуться до атласных черных волос. Он порывался поцеловать ее, но ценой неимоверного усилия удержался от такого опрометчивого шага. Если бы она проснулась, то пришла бы в ужас. Он был обязан убедить, что не намерен обидеть ее, не собирается навязываться силой. Ей предстояло снова научиться доверять ему, а такое доверие необходимо завоевать вновь. И Джим понимал, что это потребует времени.
Искрящаяся радость прежней Брайони была схоронена где-то в скорлупе этой запуганной, истомленной девушки по имени Катарина Честер. Нелегко будет освободить ее от этой скорлупы. От него требуются время, терпение и самоконтроль, и, черт подери, он сделает все от него зависящее, чтобы выполнить эти требования. Хотя он жаждал заключить ее в свои объятия и поцелуями изгнать из ее души все страхи, поклясться ей в своей любви и умолять о прощении за все причиненное им в прошлом зло, ему придется изображать холодную бесстрастность и держаться от нее на определенной дистанции.
Сколько раз за этот вечер он чуть не забыл о необходимости выдержки из-за страстного желания крепко обнять ее и покрыть градом поцелуев; он еле удерживался от того, чтобы сказать, что на самом деле она его жена, его любовь и что больше он никогда и ни за что на свете не расстанется с ней. Это стало невероятно тяжелым испытанием, которому он подвергся за свои прегрешения, но ради Брайони он выдержит его. И если ему особенно повезет, может быть, наступит день, когда она вспомнит его, а если везение будет уж совсем невероятным, возможно, она даже найдет в себе силы простить его.
Джим охранял ее сон далеко за полночь. Он оперся на валун и закурил, а над его головой плыли звезды, и его мозг полнился воспоминаниями о девушке, которая когда-то сияла ярче солнца и луны, душа которой источала радость и задор и как бы парила, подобно бесстрашной, прелестной птице, в утреннем небе. Было время, когда Джим проклинал ее задор, ее непокорную энергию, которая выделяла девушку не меньше, чем красота и шарм, присущие ей. Из-за этого он прогнал ее в ту штормовую ночь, после которой она исчезла. Он до сих пор не знал всего, что с ней приключилось, не имел ни малейшего представления, каким образом ее пути пересеклись с путями Фрэнка и Вилли Джо Честеров, но теперь это волновало его менее всего. Она снова под его защитой. И уж теперь он позаботится о том, чтобы ни одна душа не обидела ее.
Но, конечно, он мечтал о той Брайони, которую когда-то любил, той отважной и любящей девушке. Он заметил в ней слабые признаки того, что остатки задорного духа еще теплились в этом слабом теле, и был рад этому, но это не шло ни в какое сравнение с той, прежней Брайони. Она даже боялась Шедоу, жеребца настолько дикого, что никто не мог укротить его, до тех пор пока Брайони не взялась за дело, после чего Шедоу стал ее конем.
При виде такой глубокой перемены в ней у Джима болела душа. Как томила его тоска по тем искрящимся изумрудным глазам и высоко поднятому в непокорном задоре подбородку! Когда-то он чуть не подавил ее бодрый дух, идиотски проклиная его, но теперь он мечтал лишь об одном — о том, чтобы вернулась его прекрасная буйная девушка, которая ставила свою гордость на одну доску с его гордостью и которая навеки завоевала его сердце. Он будет ждать ее возвращения. Он даст ей время. Он окружит ее самой нежной заботой, какую только она пожелает принять от человека, который похитил ее у так называемого мужа из того единственного дома, который остался в ее памяти.
Глава 21
Брайони встретила утро далеко не с безмятежным спокойствием. Под сияющим бледно-желтым светом утреннего солнца пустыня вокруг вновь представлялась грозной и пугающей, а мужчина, молча и энергично упаковывающий вещи и грузивший поклажу на коней, — опасным, как вкрадчивая, но несущая смерть пума. Еще до ее пробуждения он переоделся, облачившись в это утро в светло-синюю холщовую рубаху дорогого покроя и стиля, которая удивительно хорошо смотрелась на его широкоплечей, мускулистой фигуре. Она была аккуратно заправлена в темно-синие брюки. На шее у Джима был повязан шарфик из голубого шелка, а черная шляпа, черные сапоги и ремень с серебряной пряжкой для пистолета, завершавшие его наряд, придавали бесстрастный и грозный вид стрелку, готовившемуся к путешествию по мексиканской пустыне под ослепительными лучами утреннего светила.