Моя долгожданная любовь
Шрифт:
Джим схватил Брайони за руку и втащил в хижину, крепко захлопнув дверь. Она тяжело дышала, пораженная внезапным налетом бури.
— Пожалуй, следует тотчас закрыть все окна на засовы, — заметил он. — Погода разыгрывается не на шутку.
— Откуда взялась эта гроза? — поинтересовалась девушка, следуя за ним в спальню, где он закрепил деревянные ставни на окнах, предохранив от ударов ветра, который грозил разбить их о стену. — Вечернее небо было таким ясным, погода была такой тихой. Ведь при заходе солнца не было ни облачка.
— В горах бури налетают внезапно, — коротко ответил он, устремившись обратно в горницу, где быстро и ловко также закрепил ставни. Затем подбросил еще дров в очаг. — Как удачно, что эту ночь мы проведем под крышей!
— Да, это просто здорово.
Брайони вновь быстро оглядела хижину, довольная тем, что их уютно защищают стены и кровля, а в камине пылает огонь. За окнами резко похолодало, наступила прохладная октябрьская ночь. По окнам барабанили капли дождя, снова загремел гром, и она передвинулась поближе к мерцающему оранжевым светом пламени. Джим принес одеяло и укутал ей плечи. Это было то самое индейское одеяло, которое навеяло ей там, в деревне, какой-то отблеск воспоминаний. Брайони посмотрела на него.
— Ты дрожала, — спокойно сказал он. — Иди сюда поближе.
Она устроилась на коврике перед камином и устремила взор на бушующие языки пламени, в котором постреливали дрова. А Логан отошел к окну и прислонился к стенке. Когда началась гроза, он отставил в сторону бутылку с текилой и больше не прикасался к ней. Теперь в тишине он смотрел на девушку, которая примостилась на коврике, обняв колени и устремив взгляд на огонь.
В конце концов Брайони не могла больше выносить это молчание. Она подняла голову и встретилась с Джимом глазами; от выражения его лица у нее екнуло сердце. Под густыми каштановыми волосами, пряди которых беспорядочно падали на красивый лоб, горели глаза, в которых читалась такая тоска, такая тяжкая печаль, что у девушки заныло сердце.
Его живые и умные голубые глаза потемнели наподобие грозовой ночи за окном и наполнились такой жуткой тоской, которую уже не могли скрыть его обычная показная беззаботность и холодность. Вокруг рта образовались мрачные складки, и тень легла на бронзовое от загара лицо. Казалось, его преследовали призраки; печаль, отражавшаяся на его лице, шла откуда-то из самых глубин души. Точно такое же лицо у него было, когда она неожиданно появилась из спальни, застав его врасплох, после чего он мгновенно переменился. Но теперь, казалось, он не осознает того отчаяния, которое она читала в его глазах. Он смотрел на нее, а у нее расширились глаза и сердце болело так, будто его пронзили кинжалом.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Брайони протянула к нему руку. В мгновение ока он был рядом, встал на колени и взял ее за руку.
— О Техас, — шепнула она с комком в горле, ибо нельзя было ошибиться: его глаза засияли, как звезды, когда она протянула к нему руку.
— Что нужно сделать? — спросила она, потираясь щекой о его ладонь. — Я не могу видеть тебя таким несчастным. Это из-за меня?
Она сама не верила, что это возможно, но ее сердце неудержимо билось от предположения, что она может так влиять на его настроение. Горькая усмешка появилась на его губах.
— Из-за тебя? — Он издал короткий смешок. — И да, моя куколка, и нет. — В отчаянии он провел рукой по своей шевелюре. — Как бы объяснить тебе? Ведь это чертовски трудно. Ну, слушай.
Он повернул ее лицо к себе и заговорил с неожиданной страстью:
— Мне приходилось делать такие вещи, из-за которых другие люди становились несчастными. Я причинял им боль, ужасную боль. И в особенности тому человеку, которого я обожал больше всех на свете. Я был болваном, глупцом да к тому же жестоким. — Его рот от презрения к себе скривился. — Наверное, теперь пришел час расплаты. Что бы я ни чувствовал, как бы ни страдал, все это по моей вине. Вовсе не твоей или кого-то другого. Понимаешь? Я не заслуживаю и капли твоей жалости.
— В тебе есть доброе начало, — прошептала девушка, вновь повторив слова, сказанные ею в первую ночь после похищения. — Мне все равно, что ты натворил в прошлом. И я не верю тем ужасным вещам, о которых меня предупреждал Фрэнк в отношении тебя. Я пыталась, но не смогла. Напротив, я вижу доброту, честность, даже благородство. Вот почему…
— Продолжай, — потребовал он, когда она в смятении замолчала. — Продолжай. — Он подложил ладонь под ее подбородок и приподнял ее голову так, что она была вынуждена встретиться с ним глазами. Его собственные индигово-синие глаза смотрели проникновенно и испытующе. — Скажи, что ты хотела высказать.
Она не могла отвести глаз от его лица.
— Я собиралась сказать, что поэтому люблю тебя, — просто вымолвила она.
Джим со свистом вобрал воздух и притянул ее к себе, но она освободилась, упершись руками в его грудь.
— Нет, Техас, это безумие. Я не могу допустить этого! Я замужем за Фрэнком.
— Пусть этот Фрэнк Честер провалится в преисподнюю! — обняв, он привлек ее к себе. Атласные волосы, обвивавшие ее шею, соблазнительно и нежно гладили его подбородок. — Я заставлю тебя забыть Фрэнка Честера, моя куколка! Заставлю тебя забыть, что ты вообще когда-нибудь была с ним знакома! — поклялся он.
— Техас, нет! — Она отчаянно пыталась урезонить его, все еще не имея возможности шевельнуться в его крепких объятиях. — Я хочу тебя, это правда. Да простит меня Всевышний, это правда. Но это нехорошо! Мы должны бороться с этим желанием, надо пренебречь им…
— К чертям это все, — прорычал он, и прежде чем она могла что-то еще сделать или сказать, он запечатлел на ее губах такой безумный поцелуй, что все остальное вылетело у нее из головы. Под наплывом чувств, забурливших в ней с этим поцелуем, она погрузилась в такой океан желания, из которого не было обратной дороги. Его руки сновали по ее телу, гладили ее, возбуждали до такой же степени, до какой был возбужден он сам. Она подняла руки и притянула его к себе, уже не думая ни о чем, кроме любви. Она провела пальцами по его густым, шелковистым волосам, затем распахнула рубаху, следя глазами за бугристыми мускулами на его груди.
— Техас, Техас, — стонала она, когда он взял в ладони ее груди и ласкал их до тех пор, пока она не задохнулась от удовольствия. Он снова поцеловал ее, его губы обожгли ей рот, веки, шею. Она погрузилась в мир восторга и забыла обо всем на свете.
А еще через минуту они, обнаженные, лежали на коврике, и танцующие блики пламени красно-золотистым светом перемещались по их прогибающимся телам. За окнами ревел ветер, раскаты грома прокатывались по горам, но они ничего не слышали. Брайони чувствовала себя в железных объятиях, ощущала огненно-жгучие поцелуи на губах, поглаживание пальцев, которое попеременно было то нежным, то напористым, и в конце концов поняла, что сейчас умрет от желания. Он лег на нее, и она водила руками по всему его телу, жадно осязая и исследуя все бугорки и выемки, одновременно охватывая его бедра своими ногами и привлекая его все ближе и ближе к себе. Он слегка прикусил ей мочку уха, поцеловал впадинку у горла и помучил ее груди языком и зубами, пока она не застонала в экстазе. Техас завис над ней, его темно-голубые глаза впились в ее глаза, страсть сотрясала его мощное тело, и лицо его еще более потемнело.