Моя драгоценная гнома
Шрифт:
— Не в красоте счастье, — проворчала я.
— И не в богатстве, и не в знатности, — оскорбительно хохотнул эльф. — Железо всегда завидует несокрушимости и благородству алмаза, так что завидуй и продолжай разговоры для уродливых нищебродов.
— Я не нищеброд и вовсе не уродливый, — ответила я, стараясь не показать, как больно ранили меня эти слова. — У нас с папашей припрятаны деньги — много.
— Наверное, сотня золотых? — равнодушно спросил эльф.
— Нет. Почти две тысячи!
— Какое богатство, —
— И что? — не осталась я в долгу. — Богатства принесли ему счастье? Или долгую жизнь?
Я сразу пожалела о своих словах, потому что Дагобер метнул в мою сторону презрительный взгляд:
— Обвинял меня в родстве с гадюками, а сам жалишь еще почище.
Мы замолчали, а потом я спросила:
— Почему ты сказал, что твоих родителей убили гномы? Все знают, что король и королева умерли от желтой чумы.
Эльф молчал так долго, что я не выдержала и добавила:
— Можешь не отвечать, если не хочешь.
Но Дагобер вдруг заговорил:
— Смерть от чумы — это официальная версия. А на самом деле было убийство. Гномы проникли в наш замок и зарезали моих родителей длинными кинжалами. Ночью. Прямо в спальне. Я тогда гостил у тети, поэтому не пострадал, хотя гномы искали и меня. Мой дядя скрыл это, чтобы не волновать народ и не допустить убийств гномов. Поэтому сказали, что виной всему — чума.
Я слушала, как во сне.
Кто же мог поступить так низко? Покуситься на королевскую власть, да еще и ночью, осквернив ночь подлым убийством!
— В это невозможно поверить, — сказала я, наконец.
— Ты меня обвиняешь во лжи?
Я молчала, и Дагобер фыркнул:
— Конечно, трудно признать преступления своих сородичей.
— Нет, не обвиняю, но и верить не хочу, — я говорила медленно, подбирая слова. — Сочувствую тебе, потерять родителей — это очень печально. Моя мама тоже умерла.
— Только ее не убили эльфы, — заметил Дагобер.
— Ее убили именно эльфы, — сказала я, сжимая кулаки. — Эльфийский лекарь не пожелал помогать ей, потому что она была из гномов. А когда лекарь не помогает больному — это так же действенно, как ударить длинным кинжалом.
Дагобер рывком приподнялся на локте, и мы с эльфом теперь смотрели друг на друга с ненавистью. Он первым пришел в себя и сказал:
— Не будем безумствовать. Что было — уже не изменить. Нам остается только принять наше горе, оставить его в прошлом и не переносить его в нынешний день.
— Какой мудрый на словах, — буркнула я, поворачиваясь к нему спиной и сворачивая куртку валиком, чтобы сделать подушку. — Еще бы делал все по уму.
26
На хуторе Барта мы провели два дня, после чего распрощались с добрыми хозяевами и пошли своей дорогой. Был мой черед нести сумку, и бок мне припекал горячий еще круглый хлеб, завернутый в тряпицу. С нас ничего не потребовали в качестве оплаты, и это поразило Дагобера.
— Как только доберусь до столицы, возмещу им все затраты, — сказал он, когда гостеприимный хутор остался позади.
— Будет нелишним, — согласилась я. — Но слишком не переживай со своей милостыней. Я уже им заплатил.
— Чем же?
— Я же тебе говорил, что мы с папашей не бедствуем, — сказала я важно. — У меня было припасено кое-что в рукаве.
И в самом деле — ночью я напела еще пару жемчужин и перед самым уходом отдала одну младшему сынишке Барта, когда он увязался провожать нас до перекрестка. Сомневаюсь, что мальчишка знал цену красивому камешку, но пообещал передать жемчужину отцу.
— Да ты, как я посмотрю, не гном, а клад, — съязвил Дагобер. — Если тебя за ноги подвесить, то можно много натрясти. Что повалится? Жемчуг и отмычки? Сдается мне, что ты — обыкновенный вор.
— Какая же ты болячка, твое высочество, — только и вздохнула я, обгоняя его на дороге. Пусть идет позади — зато не увижу его кислую физиономию. — Почему ты всегда так гадко думаешь обо всех?
— Зато ты, как я погляжу, относишься к любым неприятностям философски, — хмыкнул он. — Нас чуть не поймали полуночные призраки, чуть не сожрали орки, а тебе все нипочем. И это не считая голода, гномов с луками и стрелами и ядовитых гадов…
— Если ты заметил, — скромно ответила я, — все эти неприятности были по твоей части, а я так пошел, довесочком. Избавлюсь от тебя — и все в моей жизни наладится.
— Да что ты? — не остался принц в долгу. — Припоминаю, что к дереву тебя привязали еще до встречи со мной.
Мы топали себе по дороге, и чем дольше шли, тем ленивее пререкались — потому что не слишком поругаешься на ходу, а еще под щедрым весенним солнышком.
Я уже почти не хромала, орки нам не встретились, хотя Дагобер готов был нырять в кусты при каждом шорохе. Он обзавелся ореховой палкой и старательно проверял высокую траву, опасаясь змей. Это было ужасно смешно. Я кусала губы, сдерживая смех, и не могла не подшутить над ним:
— Скоро вечер, если нам придется ночевать под открытым небом, то мой тебе совет — не убирай далеко палку. Вдруг парочка гадюк снова примет тебя за своего.
Эльфу шутка явно не понравилась, и он уже приготовился ответить, как вдруг охнул и схватился за шею. Не успела я понять, что происходит, как меня словно укололи иголкой между лопаток. Да как укололи!.. Я выгнулась, словно кошка, чувствуя, как нестерпимо все зачесалось и защипало. Но почти сразу же последовали два укола в бедро — и так болюче!..