Моя единственная (Том 2)
Шрифт:
Однако ни он, ни она не проронили ни слова, пока шли по тропинке. Лишь когда подошли к лошадям, возле которых хлопотал кучер, Хью остановился и посмотрел ей в глаза. Но и тогда по лицу его было совершенно непонятно, что творилось у него в душе.
– Если тебе что-нибудь надо...
– произнес он тихо.
– Если мне что-нибудь понадобится, - прервала Микаэла, боясь, что потеряет сознание от пронзительной боли в сердце, - я дам тебе знать об этом письмом.
Воцарилось напряженное молчание. Кончики пальцев горели от желания хоть на прощание прикоснуться к нему, стоявший в горле комок мешал говорить. Боже, дай силы перенести это и не умереть прямо сейчас!
– Когда нам ожидать твоего следующего приезда?
– неожиданно для себя спросила она вдруг.
– Это имеет какое-то значение?
– холодно бросил Хью. Безразличное спокойствие жены ранило его в самое сердце.
Им же предстоит разлука на несколько недель. Могла бы хоть притвориться, что огорчена и будет скучать!
– Думаю, что вам с мамой будет здесь неплохо и вдвоем, - добавил он после небольшой паузы.
– А у меня в городе полно дел.
– Да, конечно. Не сомневаюсь, - резко ответила Микаэла, скрестив на груди руки, чтобы они помимо ее воли сами не обняли его.
– Значит, мы обсудили все, что нужно, не так ли?
– Да!
Губы Хью скривились в подобии улыбки. Он сделал шаг по направлению к карете, но вдруг остановился и резко обернулся к Микаэле.
– Черт бы все это побрал!
– пробормотал он, обнимая ее. Поцелуй его был жадным и в то же время удивительно нежным. Губы Микаэлы дрогнули и ответили, руки сами обвили его шею. Она вся подалась вперед, прижимаясь к груди мужа. Слившись в этом поцелуе, они на несколько долгих мгновений забыли обо всем. Прекратил его Хью, который, что-то бормоча, отстранил ее от себя.
– Пусть хоть это останется тебе от меня на память!
– произнес он вслух, глядя на нее пылающим взором.
Это были последние слова мужа, которые услышала в этот день Микаэла. Он быстро повернулся, сел в карету и дал кучеру знак трогать.
Молодая женщина стояла неподвижно, глядя вслед удаляющемуся экипажу. Губы еще ощущали вкус его поцелуя, но видеть мешала выступившая на глаза предательская влага. Целиком занятая своими переживаниями, она даже не услышала, как ее окликнула Лизетт. Микаэла очнулась, когда мать осторожно тронула ее за плечо.
– О! Мамочка!
– всхлипнула она.
– Мне хочется умереть! Все так ужасно, и нельзя ничего исправить.
– Тс-с, малышка. Уверена, что все не так плохо, как тебе сейчас кажется. Со временем все удастся уладить. А если нет, то привыкнешь, и жизнь будет казаться не такой уж несносной. Поверь мне. Давай-ка лучше пройдем в дом, и ты обо всем расскажешь своей мамочке.
Оттолкнуть искреннее материнское участие было выше человеческих сил. Микаэла послушно пошла за Лизетт, готовясь рассказать все. Мама сможет понять и утешить. Эта мысль немного успокоила. Но лишь только девушка взяла себя в руки, ей стало нестерпимо обидно уже за то, что мать увидела ее слезы. Не хватало еще, чтобы из-за этого негодяя расстроилась и Лизетт! К тому моменту, когда они входили в дом, Микаэла уже была полна решимости показать матери, что у них с Хью все идет нормально.
– Я, наверное, веду себя как глупая гусыня, расстраиваясь из-за каждого пустяка, - выдавив улыбку, сказала она, когда они сели за стол и отпили по глотку лимонада.
– Он избаловал меня, постоянно находясь рядом. Я и не подозревала, что даже недолгая разлука окажется столь болезненной.
Лизетт несколько долгих секунд молча глядела в глаза дочери.
– И это все, малышка?
– наконец спросила она с сомнением.
– Ты огорчена только из-за недолгой разлуки?
– Конечно!
– немного раздраженно ответила Микаэла.
– А чем же еще?
– Мне показалось, - сказала Лизетт, глядя на свой бокал, - что для людей, которые только что поженились, вы слишком холодны. Между вами возникло какое-то непонимание, да?
Более откровенно призвать дочь поделиться с ней секретами супружеской жизни Лизетт не могла. Перед замужеством Микаэлы она дала себе слово, что в отношения дочери и зятя, что бы ни произошло, она вмешиваться не будет. Но Боже! Разве может мать оставаться бесстрастной, когда ее дочь плачет так, что сердце разрывается!
Микаэла вздохнула.
– Да. Хотя, пожалуй, ничего существенного, - с трудом выговорила наконец она.
– Ты права. Мы только что поженились, а он... Он с радостью отправил меня в деревню, а сам остался, в Новом Орлеане!
– Румянец смущения залил ее щеки, но остановиться уже не было сил.
– К тому же последнее время он не спит со мной. То есть всячески дает понять, что я ему наскучила!
Она еще раз вздохнула. Вроде все. Что еще могут сказать слова о ее переживаниях?
– Ох, малышка, - тихо рассмеялась Лизетт, - это и есть самое страшное? Думаешь, что ты надоела Хью?
Микаэла кивнула и надула губы. Смех в такой ситуации показался обидным, но нежная материнская улыбка ее успокоила.
– А ты сама пыталась как-то дать ему понять, что не хочешь с ним расставаться?
– ласково спросила Лизетт.
– Или что его отсутствие в твоей постели тебя огорчает, а? Мне кажется, что ты и раньше вела себя с мужем так же безразлично и отчужденно, как сегодня. Меня удивило не то, что он уехал, а то, что после всего этого ты вдруг разрыдалась.
– Я вела себя так, как положено хорошей жене-креолке, - пробормотала Микаэла, только сейчас до конца поняв, какой холодной и бесчувственной она могла казаться Хью в эти последние дни.
– И как же, скажи мне ради Бога, должна себя, по-твоему, вести "хорошая" жена-креолка?
– с наигранно заинтересованным видом спросила Лизетт.
– Так, как ты! Ты всегда была спокойной и невозмутимой, даже когда папа горячился. Он никогда не видел твоих слез. Он всегда был ласков с тобой, а ты всегда вела себя с ним с такой милой добротой и пониманием.
– Микаэла вдруг запнулась, что-то вспомнив.
– Я помню, что папа часто уезжал куда-то, но он никогда бы не оставил тебя одну на плантации!
– упрямо добавила она, чуть заикаясь.