Моя фиктивная жена
Шрифт:
— Отец даст тебе доступ в шахту. Ты все сможешь сделать.
— Что ты! — воскликнул я. — Ни в коем случае! Тут множество глаз, готовых смотреть, и ртов, готовых доносить. Никто не должен узнать, что я прикасался к лунному серебру. Капли нужно вынести из шахты и принести в мою лабораторию. Работать буду ночью, часа в два начну. Это самое глухое время, все спят.
Хельга понимающе кивнула. Мне показалось, что она запоминает каждое слово, каждое движение, каждый звук — вой ветра за окном, метель, комнату, озаренную лампой — и потом все это вдруг снова
— Хорошо, я ему скажу, — ответила она. — Слушай, даже не верится, что нас освободят.
Я помолчал и негромко спросил:
— Как бы ты смотрела на то, чтобы потом остаться здесь? Я понимаю, что Хаттавертте это медвежий угол, что здесь очень скучно… Звучит странно, конечно, но мне тут дышится легче.
Хельга пересела в соседнее кресло, пожала плечами.
— Знаешь, самое главное, чтобы мы были свободны. А вещи перевезти всегда можно. Купить что-то… — она вдруг рассмеялась и воскликнула: — Ох, Анарен, ты спрашиваешь о каких-то пустяках! Неважно, где мы будем. Совсем неважно. Главное, что ты будешь со мной, а я с тобой. А все остальное устроится потихоньку.
Словами не передать, как я был благодарен ей за то, что она сказала. Мы будем вместе — когда ссыльный Эленандар снова станет господином Анареном Эленандаром, то все изменится к лучшему. Я получу доступ к своим счетам и изменю это место — Хаттавертте станет чудесным маленьким городком, в котором легко жить, любить и творить.
— Привезу на почту тьму-желе, — сказал я. — Буду снова работать над артефактами для детских больниц. Хельга, ты даже не представляешь, как я рад, что ты со мной.
Мы вернулись к разговору через несколько часов, когда расслабленно обмякли на простынях, а метель за окном усилилась так, словно хотела посрывать крыши с домов поселка. Со стороны шахты доносилось согласное постукивание молотков, и я спросил:
— Гномы и ночью работают?
Хельга кивнула. Удобнее устроилась у меня на плече.
— Конечно. Для гнома недра это не работа, это как любовь. А любовь не откладывают до когда-нибудь.
С этим нельзя было не согласиться.
— О чем ты думаешь? — поинтересовалась Хельга.
— О том, как вплетать узор артефакта в лунное серебро так, чтобы его никто не заметил, — ответил я. — Наш план хорош, только пока я не знаю, как его реализовать. Магия лунного серебра достаточно сильна, чтобы перекрыть магию, но вот рисунок… Нельзя, чтобы его увидели.
Хельга нахмурилась, задумчиво выводя пальцем узор у меня на груди. Я подумал, что сейчас она похожа на артефактора, который творит, и почти увидел, как от ее пальца сыплются лазоревые искры, а завитки узора проникают под кожу, чтобы распуститься там цветами.
— Хельга, — спросил я. — Твой отец сможет потом переплавить лунное серебро? Уже после того, как я закончу работу?
Узор будет не снаружи, а внутри — и выступит на поверхность только тогда, когда попадет в нужные руки! Это было простое и элегантное решение — я знал, как все сделать, и мной овладела восторженная легкость — искрящаяся,
Оставалось надеяться, что у меня все получится. Что лунное серебро примет заклинания и не уничтожит их при переплавке.
Хельга нахмурилась. Кивнула.
— Да, Анарен, он сделает. Я с ним поговорю.
Глава 16
Хельга
Первые капли лунного серебра подняли ровно через десять дней после того, как гномы приехали в Хаттавертте. К тому времени снег уже укутал поселок в толстую белую шубу, небо легло над ним низко-низко, и немного похолодало, но не до хрустящего мороза, когда брови прилипают к шапке — самое лучшее время для того, чтобы по-настоящему насладиться зимой.
Дети высыпали на улицы — строили снежные крепости и начинали битвы вокруг них, с хохотом забрасывая друг друга снежками. Барышни взяли коньки и в сопровождении кавалеров отправились на озерцо, которое лежало чуть в стороне от поселка — кататься. Во всех домах варили вино с пряностями и пекли кексы с изюмом, в садах выставили разноцветные фигурки добрых духов, которым следовало отгонять морозных ведьм от жилья, и Хаттавертте сделался очень красочным, веселым и уютным.
— Да, неплохое местечко, — одобрил отец, и я видела, что он говорит серьезно. Мы сидели за столом, перекусывая в ожидании обеда: Марика испекла пирог с картошкой, курицей и грибами. — Вот обустроимся, жилу вскроем, как следует, и весной можно начинать большое строительство. Не жить же нам тут постояльцами вечно!
— Так ты не против тут остаться? — спросила я. Отец любил Подгорье и наш дом, и я не сомневалась, что он захочет вернуться.
— Что всегда ползет рядом с лунным серебром? — спросил он, отпив чая из большой кружки, и я вспомнила: там, где лунное серебро, всегда проявляются рубины. Одно подтягивает другое.
— Рубины, — ответила я. — Думаешь, они и тут появятся?
— Уверен, — важно ответил отец, откусил еще кусок пирога и одобрительно кивнул. Марика довольно улыбнулась: в плане пирогов она была признанная мастерица — и поесть могла от души, и состряпать так, что не просто пальчики оближешь, а до локтя обгрызешь. — А где рубины, всегда появляются ювелиры, их клиенты и прочий подобный народ. Вот увидишь, через пару лет это будет самое бойкое место в Северном уделе! А это значит что?
— Что надо держаться поближе, а не подальше, — улыбнулась я, проглотила кусочек пирога и вдруг зажала рот ладонью. Все, съеденное мной, как-то резво запросилось на выход, а запах от большого блюда с пирогом, который еще мгновение назад казался таким соблазнительным, приобрел просто отвратные нотки.
— Что с тобой? — удивилась Марика и ойкнула — до уборной я бы не добежала и со слезами стыда исторгла съеденное в раковину. Голова кружилась и плыла и, сползая на пол, я подумала: ну что такое, очередная напасть! Не успела отлежаться после прихода жилы лунного серебра, и вот тебе снова здравствуйте!